Он бы разулыбался до ушей.
- Что, от зависти жаба душит?
- Не только душит, но еще и целует взасос, - признался бы я, - в последнее время все чаще и сильнее.
И мы бы захохотали во всю глотку, просто так. Когда-то нам нравилось это делать.
ОНА
Я стояла у окна и смотрела, как Артур исчезает из моей жизни. По правде говоря, у меня теплилась надежда, что, узнав о ребенке, он захочет, чтобы мы были вместе, но ей, как оказалось, не суждено было сбыться. Хорошо, если он был абсолютно уверен в том, что делал.
Был последний день августа. Муж c утра повез девочек на дачу за цветами, а жена осталась дома, чтобы все подготовить к завтрашнему дню. Годы бежали, вот и младшая дочь шла в первый класс.
После возвращения мужа в семью, они оба приложили немало усилий, чтобы вернуть все в прежнее русло, и им это, кажется, удалось. Они, как и раньше, были прекрасной парой: он, застегнутый на все пуговицы чиновник, сухой и рациональный даже дома, и она, невозмутимая и рассудительная, со всегда холодными глазами. И трудно было поверить, что он, пьяненький, мог плакать у нее в коридоре, что она не сводила счастливых глаз с красивого мужчины, медленно целовавшего ей пальцы на глазах у всех.
Ее устраивало в нынешней жизни все, она не хотела никаких перемен, удивлялась, что когда-то смогла своими руками отдать мужа молоденькой дурочке, честно пыталась как можно реже вспоминать об Артуре. Последнее ей удавалось не особенно хорошо, потому что постоянным напоминанием была худенькая темноволосая, так похожая на отца, девочка с серьезными серыми глазами, любящая стоять у окна, а на вопрос, что она там все время делает, коротко отвечавшая:
- Думаю.
Как-то через месяц после возвращения муж пришел домой несколько раньше. Он держал за руку маленькую девочку, такую же светловолосую, каким был сам. Оказалась, ЭТА, как он назвал мать девочки, решила уехать из Городка в поисках нового счастья, а ее мать, еще не старая женщина, отказалась воспитывать внучку.
- Мойте руки, - внимательно выслушав его, сказала Аля, - скоро будем ужинать.
Потом ногой осторожно подвинула пакет с вещами девочки поближе к двери и добавила:
- Вынеси это, я куплю все новое.
Муж был ей безмерно благодарен, но даже не показал этого, потому что, во-первых, не любил любую демонстрацию чувств, а во-вторых, знал, что она поступит именно так. И это было правильно. Она всегда поступала только правильно.
И все-таки было что-то новое, не совсем ясное, еле уловимое в их отношениях, но оба делали вид, что не замечают этого.
Развод он получил перед самыми родами жены и вечером за ужином спросил:
- А не пора ли нам расписаться?
- Это ничего не изменит, - ответила она странной фразой.
Позднее он думал над тем, что же она хотела сказать, но так ничего и не придумал, поэтому о регистрации больше не напоминал.
Второй случай был тоже странным. У них в доме существовало правило обсуждать все, даже цвет новых занавесок, и он безмерно удивился, когда однажды вечером не обнаружил на кухне обожаемого ей кресла: два внука Ивановны мигом нашли ему место в квартире бабушки. Все это что-то да значило, было ему непонятно, а значит, неприятно, но он не позволил даже дрогнуть брови, которая в минуты раздражения обычно поднималась вверх.
И еще... Он был очень удивлен, когда она пожелала сама получить свидетельство о рождении дочери, и не смог промолчать, увидев в нем отчество незнакомого человека.
- Алевтина, - убеждал он ее ровным голосом, - ты поступила крайне опрометчиво и неразумно. Ну, не захотела узаконить наши отношения, это твое право, если таким, далеко не лучшим, я думаю, способом ты решила меня наказать. В конце концов, у нас одна фамилия. Но это... Как ты не понимаешь, что пойдут лишние разговоры, и в них может быть втянут ребенок? Если позволишь, я завтра же все исправлю, для меня это не составит труда.
- Так правильно, - она не захотела ничего обсуждать и вышла из комнаты.
За исключением этих случаев, жизнь их протекала ровно и спокойно. В своих дочерях он души не чаял.
Телефонный звонок отвлек Алевтину от дел. Мужской голос сообщил, что для нее есть посылка.
- Я буду дома, можете подъехать.
Она решила, что звонили с почты. Звонок в дверь раздался через минуту.
На пороге стоял крепко сбитый ничем не примечательный мужчина с коротко остриженными довольно редкими волосами. Он снял темные очки и небрежно сунул их в карман рубашки, чтобы она могла лучше рассмотреть его лицо, потом похлопал рукой по, видимо, очень дорогой бордовой кожаной сумке, висевшей на ремне через плечо, и сказал:
- Это я звонил. У меня кое-что для Вас есть.
Типичный ВВЧ. Аля почему-то вспомнила, как таких называют ее ученицы: ВВЧ - вполне вменяемый чел. Она не знала его, она ничего ни от кого не ждала.
- Не бойтесь. Меня зовут Сергеем, - добавил он.
Женщина внимательно посмотрела на посетителя своими холодными глазами и сказала медленно, четко, насмешливо, слегка растягивая слова:
- Ну, если Сергеем, то, конечно, это многое объясняет. И скажите, почему я должна Вас бояться?
ВВЧ шел за ней и злился, он не любил, когда его ставили в тупик.