Личная жизнь Алевтины С (СИ)

   Уж это-то я, конечно, мог себе позволить. И это было бы правильно.

  - Спасибо, что предложил, но нет, я уже разрешила бывшему мужу, который живет в доме напротив, вернуться домой.

   Я еле сдержался, чтобы не поморщиться, мне это очень не понравилось, но что было делать?

  - Не бойся, - Аля, видимо, заметила это и тут же постаралась меня успокоить, - он очень хороший человек и никогда не обидит нашу дочь. Да и кому-то ведь надо рожать и растить детей, пока вы играете в свои мужские игры?

   Я не нашелся, что ответить.

   ОНА

   - Извини, чуть не забыл, - сказал Артур и вышел в коридор.

   Вернулся с небольшим пакетом, который, видимо, лежал в кармане его куртки.

   - Это тебе мой новогодний подарок.

   Духи, конечно же, были очень дорогими, и на его лице мелькнула растерянность, когда я отодвинула их в сторону.

  - Подумал, что тебе надо сменить духи, твои слишком холодные, а ты не такая. Эти, мне кажется, подойдут гораздо больше.

  - Глупый, - сказала я и улыбнулась, - какой же глупый. Только ты знал меня другой, и не факт, что об этом узнает кто-либо еще. Нет, не собираюсь ничего менять.

  Сказать-то сказала, но мне было очень приятно, что он понял обо мне все, поэтому и пододвинула духи поближе к себе.

  Он улыбнулся в ответ и протянул мне небольшую продолговатую деревянную коробочку.

   - Это, наверно, понравится тебе больше.

  Я осторожно открыла ее и ахнула. Коробочка была обшита внутри бордовым бархатом, а на подушечке лежало настоящее чудо из розового и желтого золота. Таких часов я не только никогда не видела, но даже и не представляла, что такая красота может существовать.

  - Спасибо, - сказала я, - спасибо, это подарок на все времена, они настолько красивы, что я, пожалуй, приберегу их для дочери. Это будет твой подарок для нее. А мне достаточно и тебя, ты мой самый лучший новогодний подарок.

   Вот теперь было действительно все. Артур встал и вышел в коридор, вытащил из кармана куртки ключи и положил их возле зеркала, потом обнял меня. Мы стояли так, как когда-то в первый день нашего знакомства.

  - Я не бросаю тебя, Алечка, - опять повторил он, - таких женщин не бросают. Прости.

  - Мои пальцы всегда... - начала я, но не закончила, потому что не хватило сил притворяться спокойной и уверенной в себе женщиной.

   Артур, не сказав больше ни слова и не оглянувшись, вышел, а я, еле передвигая ноги, побрела на кухню, села на то место, где только что сидел он, и заплакала горько, навзрыд, как по покойнику.

  Не стоило этого делать, наверно, но я никак не могла остановиться...

   ОН

   Я зашел в свою квартиру и сел на диван. Признаться, устал от спектакля, который разыграли мы оба, но иного способа объясниться с Алей не было. Потом пошел в спальню и стал собирать оставленные вещи. Я очень привыкаю к своим вещам, поэтому не люблю ничего терять. Вот и пришел конец мечтам о другой жизни, подумал я, закрывая молнию сумки. Голова немного кружилась, стало трудно дышать, и это были плохие признаки.

  Моя боль - редкая по злобности и подлости стерва. Она всегда незаметно подкрадывается сзади и бьет кулаком по затылку с такой силой, что иногда даже пропадает желание жить. Было время, когда спокойно и по-хорошему я пытался с ней договориться, но проклятая стерва вдобавок ко всему оказалась еще и совершенно глухой. Она меня ни разу не услышала, или, что тоже вполне вероятно, не захотела слушать, и я, отчаявшись, перестал пытаться.

  Таблетки у меня всегда были под рукой, я поторопился их принять. Пришлось идти на кухню за водой, хотя мне этого очень не хотелось. Я знал, что стерва в конце концов натешится и, до следующего раза затаясь где-нибудь в темном углу, оставит меня в покое, но до этого момента еще надо было суметь дожить. Мне становилось все хуже и хуже. А боль вновь и вновь с упорством маньяка своими грязными костлявыми пальцами копалась в моем мозгу, а чтобы мне было еще больнее, не брезговала иногда вгрызаться в него острыми зубами, словно проверяя мой порог живучести и заставляя думать, что уж этот-то раз последний точно.

   Я осторожно повесил сумку на плечо, закрыл дверь и на ватных ногах вышел на улицу. Шофер, я знал, был из наших, но мне не знаком. Он стоял у машины и улыбался. Молодой и глупый, такой, каким был когда-то я. Увидев мое лицо, он громко выругался и пулей метнулся к багажнику. Проинструктировали и этого, видимо, дела мои становятся все хуже, вяло подумал я. Парень вытащил из полиэтиленового мешка большую подушку и положил на заднее сидение. Мне срочно надо было прилечь.

   - Давай помогу, - сказал он и снял с моего плеча сумку.

   - Погоди, - прохрипел я, - погоди.

  Потом повернулся в сторону окон Али и помахал рукой. Занавеска не шевельнулась, но я знал, знал точно, что она меня видит. Почему-то мне было очень важно показать, что я не такой, как тот проклятый кобель. Хотя, если разобраться, оказался ничем его не лучше.

   Шофер ехал очень осторожно, но все равно любая неровность на дороге причиняла мне невыносимую боль. Если бы я мог, то поговорил бы со старлеем. Я бы сказал ему:

   - Слушай, друг, оказывается, ты счастливее меня, у тебя, как у дятла, никогда не болит голова.