Читаем Личные истины полностью

Некто призывал «не умножать сущностей сверх необходимого»; современность перетолковала его призыв как требование предельного сбережения умственных усилий. «Простое объяснение лучше сложного. Простейшее объяснение лучше простого». Если вместо целой мысли достаточно полумысли

, предпочитается полумысль. Всё на свете объясняется этими полумыслями и, надо признать, объясняется неудовлетворительно. В первую очередь, не по зубам полумысли оказался сам человек. Уже почти триста лет выдвигаются простые и простейшие объяснения его загадки; с замечательным постоянством эти объяснения рушатся и, перед тем, как соскользнуть в бездну, с пренебрежением замечают: «всё дело в том, что человек слишком дик и первобытен – слишком дик и первобытен даже для таких хороших объяснений, как мы!» Так оно и есть: вопреки всем очевидностям, каждое следующее лжеучение винит в своей неудаче не себя, но человека и его историю; в аду мировоззрений (если есть такой) чаще всего можно услышать: «Мы были слишком хороши
для этих низменных существ!» Для сомневающихся напомню, что именно на это на протяжении 80 лет ссылался коммунизм в России. «Мы были слишком хороши», говорят погибшие мировоззрения…

***

Борьба против религии, какая велась в последние два столетия, неотделима от борьбы против понятия свободы воли и утверждения полной предопределенности человеческих поступков. Здесь и скрывается нравственная и психологическая подкладка всякого «вольнодумства»: где нет свободного выбора, нет и греха, где нет греха, нет и нравственных оценок, где нет нравственных оценок, нет стыда, «следовательно, – прибавляет современность, – человек наконец-то

свободен». На самом деле, редко эта цепочка высказывается так явно; иначе и неискушенный наблюдатель заметил бы, что мнимое «освобождение» человека основывается на отказе от свободы воли, на признании полной обусловленности поступков этого мнимо свободного существа, т. е. по существу не приносит человечеству ничего по сравнению с тем, что оно имело прежде. Напротив, в духовном смысле это кража, которая обедняет, если вообще не делает невозможной всякую устроенную жизнь общества и культуру. Это свобода на пять минут
, свобода поджечь свой дом и радоваться его падению, утешаясь тем, что «это здание, де, было построено на лжи, разум с ним мириться не может, но на развалинах построит лучшее и еще достойнейшее». Уже более двухсот лет, от несчастной французской революции, мы слышим этот припев и видим всё новые попытки строить без оснований – всё неудачные.

***

Дерево европейской истории долго гнулось, и наконец надломилось – в начале XX века, а к середине столетия треснуло совсем. То, что мы считаем «новейшей историей», «современностью», «продолжением развития», есть только мертвый ствол, упирающийся вершиной в землю… Если это дерево когда-то продолжит свой рост, то только оттуда, с места разлома – и снова к небу. Нам же достался, повторяю, мощный, но мертвый поваленный ствол – лишенный соков, отделенный от корней.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука