Лидер 'Ташкент'

Впереди севастопольские фарватеры. "Теперь уж туман совсем ни к чему", ворчит Еремеев. Ему видны лишь верхушки гор. Ни подходного буя, ни катера, который должен нас встречать... Но стопорить ход штурман не требует. Значит, в месте корабля уверен. А от тумана все-таки и тут есть прок - немецкие батареи, пристрелявшиеся к этому участку нашего маршрута, сегодня молчат.

На ФКП дежурный приглашает к командующему. Я не видел адмирала Октябрьского с того тяжелого дня, когда выяснилась судьба высадившегося в Евпатории отряда. Сегодня Филипп Сергеевич совсем иной.

- Прежде всего, поздравляю с наградой! - весело говорит он, поднимаясь из-за стола. - Считай, что это еще за Одессу. Поздравляю и желаю здоровья тебе и всему экипажу! Будете здоровы, будут и новые успехи. А награду сейчас вручим...

На корабль возвращаюсь с орденом.

Стоянка в главной базе недолгая, но беспокойная! то и дело вблизи "Ташкента" что-нибудь случается.

Главный калибр обстреливает вражеские позиции за Северной стороной. Одновременно зенитчики бьют по самолетам, появившимся на большой высоте над бухтами. Из-за Павловского мыска показалась самоходная баржа. Вот уже не вовремя несет ее зачем-то из Северной в Южную!.. Самолеты сбросили целую серию мелких бомб, и вода вокруг баржи словно закипела. Когда осели всплески, стало видно - баржа переломилась надвое и тонет...

Наш барказ у борта, старшина его, Николай Игнатов - на месте. Орловский бежит на крыло мостика с мегафоном, но Игнатов понял приказание уже по первому жесту старпома. Затарахтел мотор, и барказ идет подбирать команду баржи. Больше тут ничего уж не сделаешь.

Башни окончили стрельбу. Комиссар передает по трансляции сообщение с КП флагарта: цели, указанные нам, уничтожены. Ненадолго в бухте наступает тишина. Затем снова появляются самолеты.

Бомбят опять с большой высоты. Одна бомба попала в какой-то склад у причалов. Кирпич и куски железа падают на ют "Ташкента", на площадку зенитчиков. Тараненко бросается со своей командой очищать палубу. Хочу остановить боцмана - убрать мусор успеется. Но в это время замечаю, что транспорт "Серов" он стоял у причала недалеко от нас - начал оседать носом. Значит, и ему досталось, а не только складу. Звоню в энергопост Сурину:

- Пошлите на "Серов" Кутолина с аварийной партией. Пусть захватят пластырь.

"Серов" как будто не тонет, хотя нос прямо повис на швартовах, натянувшихся как струна. Капитан Третьяков - мы с ним не раз встречались в кавказских портах - распоряжается на мостике...

"Ташкент" срочно переходит в другой конец бухты. Часа через два возвращается, отыскав корабль в новом месте, аварийная партия. Кутолин рассказывает: жертв на "Серове" нет, бомба разорвалась в пустом трюме и пробила днище. "Ташкентцы" завели пластырь. Вот когда пригодилось и это аварийное средство. По мнению Кутолина, транспорт выведен из строя надолго.

Приняв на борт раненых и группу женщин с детьми, "Ташкент" с наступлением темноты ушел на Кавказ. И каково же было мое удивление, когда через несколько дней я увидел "Серова" у причалов Поти!

Зашел к капитану Третьякову, спрашиваю его:

- Как же вы сюда добрались?

- Да так вот и добрались. Своим ходом.

- А днище?

- Зацементировали. Пока держится...

Постоянно соприкасаясь с моряками гражданских судов при проводке конвоев, я проникался все большим уважением к этим мужественным людям. Казалось естественным, что они, плавая много и далеко, весьма опытны в борьбе с морской стихией. Но война все же была не их делом. Думали ли они, что придется прорываться под огнем в осажденные врагом порты, заделывать пробоины от бомб и снарядов? А ведут себя в таких походах геройски.

Совместные плавания, общие задачи очень сблизили военных и "торговых" черноморцев. И всегда бывало приятно, если мы могли чем-то помочь нашим товарищам.

Помню, как-то в слякотный зимний день, когда "Ташкент" принимал в Батуми мазут, Фрозе заглянул в мою каюту и доложил, почему-то игриво улыбаясь:

- Вас желает видеть помощник капитана танкера... Входит помощник капитана в мокром резиновом плаще, откидывает капюшон и оказывается черноволосой красавицей. Я встаю, торопливо застегивая верхнюю пуговицу кителя. А гостья уже излагает просьбу, которая привела ее сюда:

- Понимаете, в обязанности помощника капитана входят у нас и финансовые дела. Сейчас задержалась зарплата - никак не попадем в свой порт. Команда сидит без курева... Может быть, одолжите нам сколько-нибудь денег?

Давать в долг из корабельной кассы я, конечно, не имел права. Но в моем сейфе из месяца в месяц оседала часть получки, остававшаяся от выданного семье аттестата: когда живешь почти не сходя с корабля, тратить деньги некуда. Все, что у меня накопилось, я и отдал девушке с танкера.

Недели через три-четыре мы пришли в Туапсе. Как только "Ташкент" ошвартовался, знакомая девушка в капитанской тужурке появилась у нас на борту.

- Принесла долг, - сообщила она. - За задержку полагается извиняться, но с "Ташкентом" никак не встретишься. Носитесь, словно "Летучий голландец"!