– Морин О'Нил. Умница, красавица и… эскортница. Я её давно знаю. Если будешь жить со мной, узнаешь тоже. Но пока что вот тебе предыстория. – И, потягивая коктейль, она тут же её рассказывает. Сигарета в моих пальцах дымится сама по себе, далеко от лица. Приближать её желания нет. – Отец Морин, тихий человек и громкий барабанщик Уилл Честертон, умер, когда мать носила её в утробе. Мать, не растерявшись, быстренько нашла ей нового. Отчим Морин был ирландцем по имени Сэм О'Нил, гитаристом и выпивохой, он дал ей это имя и свою фамилию. Поговаривали, что не просто так. Они были друзьями, он и Уилл, играли в одном бэнде. Друг, как ветхозаветный брат, после смерти поддержал его род: и жену на поруки взял, и ребёнка, будто своего родного, принял. Бил обеих тоже как родных. Частенько сопровождая бить"e протяжным "детка". Морин до сих пор не переносит, когда к ней обращаются таким образом, хотя самого отчима уже несколько лет как прирезали в кабаке. Что до её матери, Энджи, то она была, и есть, какая-то странная, будто бы в мире, но не от мира. Окончила Гарвард, но вернулась на родину, преподавать английскую литературу в школе. До сих пор преподаёт, драму, которую всегда любила. За ней мужчины, теряя тапочки, бегали, а она, из всего этого великолепия, выбирала. Тех, кто ей не подходит. – Блестят глаза. Ярче ламп блестят, очки лежат на стойке и поблескивают тоже. Зет продолжает. – «Им было не о чем поговорить, – говорит Морин о предках, – поэтому они только и делали, что дрались и трахались. Периодически чередовали». К матери она относится прохладно, несмотря на то, что давно простила ей и отца, и отчима, и детство, полное страха. Не тот она человек, чтобы копить обиды. Слишком умна. А это вот всё, ругань, страсти – не по её душу. Ходит себе под ручку с такими дяденьками, смотрит загадочно, мимики мало, вот ей, за загадку, и платят. Не хватает людям в жизни тайны. Это у нас нет тайны, кто такая Морин. Любит, чтобы было шикарно и вкусно, деньги любит, внимание любит, ну и, собственно, всё. Мы знаем. Он, – кивает в сторону очередного её клиента, – нет. Хотя, тайна в том, что и для нас она – тайна.
Зет смеется, с хрипотцой, надрывно.
Парочка, уединившись в тихом уголку за ширмой, скрылась с наших глаз. Я смотрю на Зет, смотрю в упор. Говорить о ком-то ей легче, чем о себе.
– Ну а ты сама? – спрашиваю. – Как ты жила, после всего? Когда они…