Лик над пропастью

Белоглазкин, как загипнотизированный удавом кролик, принялся описывать свою историю со всеми подробностями. Однако Слонимского интересовало не столько расследование смертоубийства Тер-Погосяна, сколько причины успеха «Ставропольско-Кубанского нефтяного товарищества». Не особенно церемонясь, он то и дело прерывал горного инженера, задавая ему все новые вопросы. И поданная яичница с ветчиной уже была съедена, и кофе откушан, а Белоглазкин все говорил и говорил. Наконец слушатель махнул рукой:

— Ну, будет. Вы-то, как говорится, с дороги. Прилягте, отдохните. А я пока попрошу Порфирия Доримедонтовича набросать вам бумаженцию, которую вы перепишете и отправите на волю своему приказчику.

— Простите, какую бумаженцию?

— Надобно будет сделать кой-какие платежи.

— Простите?

— Оплатить долги.

— Но у меня нет долгов!

— Надо же! Счастливый человек! Без долгов живет! — хохотнул Порфирий Доримедонтович.

— Да-с, счастливый, представьте себе! Не чета вам! — вступился Акакий Мстиславович.

— А не кажется ли вам, господа, — Слонимский брезгливо поморщился, — что вы беззастенчиво вторгаетесь в нашу сокровенную беседу? Лучше бы делом занялись: перо, бумагу и чернила приготовили.

— Уже готово-с! — отрапортовал Будянский-Лонселот.

Слонимский подсел к собеседнику еще ближе, и, не сводя с него глаз, сказал:

— Для вас, Илья Дорофеевич, человека состоятельного, это сущая мелочь, а для томящихся в казематах арестантов — большая помощь. Речь идет о смехотворной сумме, — он поднял глаза к потолку, — скажем, всего о пяти тысячах рублей.

— Пять тысяч! — у Белоглазкина округлились глаза. — Но это очень, очень много!

— Боюсь, что в противном случае вам придется поменять этот комфортабельный номер на другой: с клопами и жуткими идиотами-насильниками, у которых текут слюни, когда к ним попадает молодой розовощекий сиделец, такой, как вы, — с нотками раздражения выговорил «король аферистов».

— Я согласен, — выдохнул горный инженер.

— Это очень разумно, знаете ли, с вашей стороны, — согласился Слонимский и, обернувшись, поманил рукой репортера.

И в этот момент Белоглазкина осенило. Ему стало совершенно ясно, кто сделал тот самый анонимный телефонный звонок, назвавшись доверенным лицом Тер-Погосяна. А значит, теперь он знает имя настоящего убийцы. Но как сообщить об этом Ардашеву? Как предупредить его?

От осознания собственной беспомощности он закрыл лицо руками. Все остальное проплывало перед глазами точно туманные картинки в вагонном окне скорого поезда. Ему подсунули бумагу и показали, где поставить подпись. Он не посмел ослушаться.

17

Журавли

Все остальные дни Белоглазкин ходил, точно придавленный жерновом. Мысль о том, что он должен во что бы то ни стало рассказать о своей догадке Ардашеву, неотступно преследовала его.

— Побег — единственный способ оказаться на воле. Клим Пантелеевич придумает, как тебя спасти. Главное — перемахнуть через эти стены, — навязчиво бормотал кто-то другой, сидящий внутри него. Этот «второй» часто вмешивался в его жизнь и пытался устроить ее по-своему, на иной, не привычный для Белоглазкина лад. Чаще всего Илья ему не поддавался и делал все наоборот. Случалось, жалел потом, а бывало, и нет. Вот и сейчас он все раздумывал и никак не мог принять решение. Ведь, с другой стороны, присяжный поверенный сказал, что он все равно выпустит его из острога.

— Ну, посижу немного. Ничего, и здесь жить можно. Пройдет месяц-другой. Клим Пантелеевич отыщет убийцу и вызволит меня отсюда, — рассуждал он. Но тут же вмешивался «второй», и все снова становилось с ног на голову: — Да-да, вызволит. Жди. Век будешь ждать и не дождешься. А хочешь узнать почему? Да потому что лиходей прикончит твоего чванливого адвокатишку и сбежит. А ты до конца дней своих будешь гнить на каторге. Хотя нет, ты там долго не протянешь. Такие хлюпики даже первый год не выдерживают. А разве ты не хлюпик и не простофиля? Смотри, как облапошили тебя эти скользкие тюремные змеи! Пять тысяч взял и подарил. Просто так. А что дальше? Они снова скажут, что нужны деньги, — и что? Опять будешь раздавать векселя? Ну, скопил ты на черный день не бог весть сколько. Думаешь, надолго хватит? Недели не пройдет, как начнешь нового «голубя» на волю слать. Так что беги и не раздумывай. Только все надо сделать по-умному. Допустим, притворись больным. Мол, так и так, плохо мне, колики желудочные замучили, а сам показывай на аппендицит. Кричи, что умираешь! Рисковать никто не захочет, и придет доктор, который и должен направить тебя в больницу. А по словам твоего «благодетеля» Ардашева, в остроге ее нет. Значит, тебя повезут в город. Скорее всего, как дворянина, на обычной пролетке. Вот тут не мешкай — срывайся и лети ястребом куда глаза глядят. А струсишь — конченый ты человек!

— А если опять на Черной Марии повезут? — засомневался Белоглазкин.

— Ничего страшного! — ответил «второй». — Из больницы смыться даже калека сможет. А ты вон какой здоровый! Так что не дрейфь, Илюша, не дрейфь! Ты же сам говорил, что с серебряной ложкой во рту родился! Вперед!