Лик над пропастью

Но этот окрик уже не мог его остановить. Ноги несли беглеца навстречу ветру. О том, что он бежит прямо по дороге, Белоглазкин понял тогда, когда увидел впереди себя бричку, груженную крынками с молоком. И в тот момент, когда он ринулся к проходному двору, — раздался выстрел, потом второй… и страшной силы удар бросил его на мостовую. Падая, он увидел, как на ехавшей навстречу телеге разлетелся огромный кувшин и молочный ручеек потек по булыжникам. В груди стало горячо, точно его проткнули раскаленным шилом. Инженер перевернулся на спину. Перед глазами стояли те же барышни-тучки и старые тополя печально махали облетевшими кронами. Прямо перед собой Илья увидел плачущее лицо маленького человечка. Это был «второй». Только теперь он почему-то состарился и стал походить на конвоира, который задыхался, взмахивал руками и без конца приговаривал:

— Да как же это, вашество? Куды бег? Зачем?

— Вот и все, — одними губами прошептал арестант и, улыбнувшись, смежил веки. Он уже не слышал, как высоко в небе с надрывным клекотом над ним пронеслась журавлиная стая.

18

Покушение

Новость о неудавшемся побеге Белоглазкина потрясла город сильнее, нежели субботнее известие об отыскании председателем Ставропольской ученой архивной комиссии Г.Н. Прозрителевым древнего захоронения в Мещанском лесу.

«Да что там раскопки! — судачил народ. — Кто бы мог подумать, что глава «Ставропольско-Кубанского нефтяного товарищества» — интеллигентный и состоятельный молодой человек — оказался кровавым злодеем! Он не только хладнокровно расправился с двумя жертвами, но еще и дерзнул на побег!»

Зато судебно-следственная власть вздохнула с облегчением и умыла руки: оба дела — по убийству Тер-Погосяна и Маевского — были закрыты по причине смерти обвиняемого.

Клим Пантелеевич о случившемся не ведал. В тот самый момент, когда его недавний клиент последний раз взглянул на мир, Ардашев вместе с доктором Нижегородцевым и Фон-Нотбеком охотился на фазанов неподалеку от станции Палагиада. Сезон на пернатую и водоплавающую дичь открылся недавно. Оплатив всего три рубля и получив свидетельство, можно было ходить не только на птицу, но и на диких зверей почти круглый год.

Последние два дня погода баловала людей. Вот и теперь вечер стоял тихий, безветренный. Да и сама местность — два убранных пшеничных поля и близость воды — как нельзя лучше подходила для фазаньего рая. А впереди лежали угодья, не тронутые ни человеком, ни скотиной. Это было бескрайнее степное пространство, заросшее высокой, давно высохшей травой. Вдали, почти на горизонте, отражая закат, блестела на солнце река. С ее камышовых берегов взлетали стаи уток и лысух. Прямо посередине русло изгибалось, точно розовая лента, и образовывало естественный островок: прибежище гаршнепов, туруханов, бекасов, травников, мородунок и камнешарок. Река разлилась и местами превратилась в широкий лиман.

Фон-Нотбек охотился с легавой. Она бежала впереди и поднимала дичь. Испуганная птица взмывала свечкой вверх, а потом, если выстрел оказывался неточным, планировала еще саженей на шестьдесят-семьдесят. Фазан летает плохо. Повторные взлеты его изнуряют. И если его вспугнуть еще раз, он вряд ли поднимется. Спасение самец пытается найти в густой траве. По земле он носится чуть ли не со скоростью страуса и весьма крепок на рану. Догнать подранка в камышовых дебрях человеку не под силу, но собака это делает без особого труда.

Ардашев в английской кепке, свитере, темной кожаной тужурке, клетчатых брюках, заправленных в высокие ботинки из буйволовой кожи, выглядел темным пятном на фоне желтой жухлой растительности. Не имея легавой, он подстерегал «петуха» около кустарника дикой маслины из отсидки на «жировке». Именно туда рано утром или поздно вечером слетаются на прокорм разноперые красавцы. В руках у него была любимая курковая тулка.

Нижегородцев с берданкой, переделанной под охотничье ружье, затаился в другом конце поля — там, где плотной стеной стоял переспелый дикий подсолнух.

Расстояние между приятелями было безопасное: более ста саженей. Вдалеке слышались только пальба Фон-Нотбека и лай его пойнтера.