Лик над пропастью

Послышались чьи-то голоса. Это были горцы. Судя по всему, они приближались к палатке. Брезент колыхнулся, и внутрь вошел бородатый абрек. Рядом с ним — недавний проводник с повязкой под подбородком. Присев на корточки, туземец засмеялся и выдал длинную фразу, которую перевел Шакур:

— Господин Зелимхан много слышал о тебе. Говорят, ты очень умный и твоя голова стоит больше, чем целая отара овец. Поэтому тебя не казнят сразу, как всех остальных. Тебя оставят в качестве пленника. Но если выкуп не поступит в течение недели, то твоей жене для начала пошлют одно ухо, потом другое. А не будет денег — тебя убьют.

— А за тебя, Шакур, как я вижу, выкуп все-таки заплатили, — усмехнулся Ардашев.

Проводник заиграл от злости скулами и схватился за кинжал. С большим нежеланием он пересказал фразу Зелимхану, и тот разразился гомерическим хохотом. Не переставая смеяться, он принялся о чем-то разглагольствовать. Толмач едва за ним поспевал:

— Хозяин ценит твое чувство юмора. Жаль, что им не обладают остальные пленники, которые после твоего выстрела разбежались, как куры, по окрестным кустам. Нам пришлось слишком долго их отлавливать. За это все они умрут, но удостоятся чести отправиться на небеса с именем Аллаха на устах. Этих «счастливцев» ждет легкая смерть: мы сбросим их в пропасть. Остальные, кто откажется славить Аллаха, проклянут тот день, когда появились на свет. Мы заживо их освежуем. А начнем с попа.

Они ушли. Сколько длилось это томительное ожидание — определить трудно. Иногда казалось, что время совсем остановилось. Присяжный поверенный скрежетал зубами от собственной беспомощности и читал молитвы. Он просил Господа направить весь свой гнев лишь на него одного и остановить муки, которым нечестивцы подвергали диакона. Преподобный не кричал, нет. Превозмогая боль, он распевал канон великомученику святому апостолу Андрею Первозванному.

Вскоре палачам, видимо, прискучило издеваться над отцом Кириллом, и они бросили жертву с обрыва. За ним последовали остальные. Эхом прокатились по ущелью крики несчастных.

Ардашеву развязали руки и в сопровождении Шакура повели в неизвестном направлении. Отряд Зелимхана насчитывал всего восемь человек. Мешков со свитками нигде не было видно. Их исчезновение оставалось загадкой.

Переход был долгим. Дважды попадались посты горной стражи. Их обходили стороной. Тропа пролегала по узкой теснине, глубокой и темной. Местами она так сужалась, что ее ширина не превышала и двух саженей. Внизу шумела и пенилась река, разбрасывая мириады брызг и устраивая головокружительные водовороты. Попадались торчащие из-под земли каменные столбы с христианскими крестами и греческими надписями. На высокогорных лугах встречались пастушьи коши, около которых и делали остановки. Туземцы ели пресные лепешки, нарезали ломтиками соленый сыр и запивали речной водой. Зелимхан раздобрился и разрешил пленнику утолить жажду. Когда стало смеркаться, показался незнакомый аул.

На ночь адвоката закрыли в сарае, служащем одновременно и сеновалом. На охрану заступил невысокий бородатый абрек. С восходом солнца его должен был сменить Шакур. И только улегшись на сено, Ардашев понял, как он устал. Проваливаясь в сон, он еще слышал заунывную, мученическую песнь отца Кирилла.

23

Союзник

Несмотря на пройденный путь и накопившуюся за день усталость, Шакур никак не мог заснуть. В голову лезли неприятные, горькие мысли: «Зелимхан, несомненно, поступил своевольно. Он не стал убивать адвоката, как хотел заказчик, а решил прежде получить выкуп. Понятно, что, как только он доберется до денег, — пленнику не жить. Значит, для него данное слово — пустой звук. Тогда почему он так обошелся со мной? Зачем опозорил меня перед всем родом? И ради кого он это сделал? Ради заказчика, которого он ни во что не ставит?»

Злость и обида душили горца. Теперь любой может сказать, что Шакур — чей-то кровник, который уже обесчещен. Ведь по осетинскому обычаю, мститель, подкараулив врага, может и не убивать его — достаточно вылить ему на голову араку и отрезать ухо и клочок волос. Потом отнести их на кладбище, зарыть в могилу родственника и сказать: «Вот смотри — это ухо и волосы твоего убийцы. Мы отомстили за тебя, возьми их, играй ими на том свете».

С этой минуты опозоренный враг теряет собственное имя и становится изгоем. Он носит прозвище далдиста. Нет ничего постыднее и унизительнее этого клейма. И даже смерть не избавляет от позора. И уйдя в мир иной, далдист остается рабом своей жертвы.

«И поди объясни теперь каждому, что ты потерял оба уха не в наказание за убийство земляка. Только, выходит, не так уж и важен был мой просчет. Живой русский принесет хозяину больше золота, чем мертвый. Это так. Но что я скажу родичам, когда предстану перед ними? — размышлял Шакур. — Единственный выход — смерть Зелимхана. Только она успокоит мое сердце и исцелит израненную душу. Но одному мне не справиться. Нужен помощник. В отряде мне не на кого надеяться. Остается пленник. Ему все равно нечего терять».