Лик Ветра

Фигура в темном плаще плыла по ночным улицам города, словно привидение выползло из могилы и скользило в сторону своего старого дома, чтобы до смерти напугать новых жильцов. Висящие на дверях железные таблички в Граненном квартале бились о двери, поддаваясь потоку зимнего морозного воздуха. Огонь на факелах отбрасывал тень полуночника на узкие каналы, по которым бегали крысы и осторожно притаивались, заслышав почти беззвучные и оттого более неожиданные шаги человека. Собака, чутко сопя в своей конуре, услышала посторонний шум и разразила спящую тишину, словно молния пронзила грозовые тучи. Человек прибавил ход и скрылся в темноте каменной арки.

Нащупав ледяную железную ручку, он с усердием открыл старую громоздкую дверь. Ход вел в подземелье. Человек снял факел со стены и спустился вниз.

Подземные тоннели под Палатонесом строились еще в те времена, когда весь север материка между собой делили эльфы и гномы. Их назначения спустя тысячи лет уже никто не помнил, а потому скрытые ходы, по которым можно было перейти с одного края города до другого, были давно заброшены, а по некоторым тоннелям протиснуться было и вовсе невозможно, потому что корни Великого Древа проросли настолько глубоко и часто, что оказывались на пути смельчаков препятствием не хуже чем стальная решетка в творсийских тюрьмах.

– Старик передал вам послание, темный властелин, – человек только что спустившийся в подземелье достал из кармана свиток и передал повелителю, чьи шрамы на лице в свете факела были уродливыми и оттого пугающими.

Одноглазый принял письмо, поправил повязку на голове и развернул пергамент.

– У кого-то из вольных слишком длинный язык, – сказал он, прочитав содержимое.

– При захвате города мы можем взять старика в плен и выпытать имя предателя. Это будет уроком для остальных – когда мы отрежем болтуну язык и выколем глаза.

– Мы найдем другую возможность заставить наших людей держать язык за зубами… – вольный поднес лист к факелу и сжег послание.

– Я так понимаю, написанное внутри не несет пользы?

– Никакой. Король Дордонии платит нам огромные деньги за захват города. Мы не предадим его.

– Что мне передать старику?

– Он ждет ответа?

– Просил дать его. Притаился под одним из дубов на Аллее Пламенных Роз, словно побитый пес.

– Ты давал слово?

– Нет.

– Тогда не возвращайся. Сложно будет неправильно истолковать твое отсутствие.

– Как скажете, господин, – человек в плаще поклонился.

– Теперь к делу. Что тебе удалось узнать?

– Творсийский дворец хорошо охраняется. Внутренний двор постоянно патрулируют четыре стражника. Еще по два стоят у ворот и у каждого входа в здание. На улицах города стражи не становится меньше ни в дневное, ни в ночное время суток. Могучая Стена тоже кишит арбалетчиками и дозорными…

Вольный задумался, но вцепившись в одну из понравившихся самому себе мыслей ответил:

– Мы нападем инкогнито. Под покровом теней.

– Когда?

– Передай, что завтра после полуночи. Кто-то из вольных атакует стену и сражу за пределами дворца, мы же пойдем за головой королевы…

– Ваша воля, темный властелин.

Глава 6

Творсийская тюрьма, где Ронар Инстад провел уже много долгих дней не отличалась от других темниц, в которых ему приходилось бывать за свою длинную и не совсем честную жизнь. От влажности его тело постоянно чесалось, от холода ноги сводило судорогой, а постель из соломы лишь слегка скрашивала неуютные дни заточения внутри стен, где туда-сюда ползали крысы, которые в отличие от него, по крайней мере, имели возможность пробраться сквозь решетку и глотнуть свежего воздуха. Наручи из трита, плотно сидящие на кистях, не позволяли сотворить иллюзию обнаженной женщины, чтобы хоть чуть-чуть развеять серость и темноту, царящую в тюрьме ночью. Пойманный в ловушку волшебник был вынужден скрашивать унылые будни мыслями о своей дочери, оставшейся на свободе и которую в отличие от него, ждет еще долгая жизнь и светлое будущее.

Один стражник время от времени приходил и сквозь прутья решетки просовывал иллюзионисту миску с супом. В похлебке не было ничего, что можно было хотя бы разжевать, но кусок черствого хлеба, щедро брошенный вслед за миской, сглаживал отвращение к грядущей трапезе и старый циркач растягивал удовольствие от поглощения скудной еды, чтобы хоть некоторое время не грызть себя изнутри за то, что попал сюда.