Лихие лета Ойкумены

Приглашались на определенный день и гости. Когда этот день настал, Баян не мог не порадоваться уважению, которого он удостаивался не только от своих, но и от соседей. Король Альбоин привел с собой столько лангобардских герцогов и баронов, что из них можно было бы собрать турму. Диво невеликое: вместе брали верх над гепидами, почему не повеселиться теперь вместе с собратьями и не воздать должное такому побратиму. Франкский король Сигиберт воздержался от пиршества, посольством откликнулся на приглашение нового соседа. Однако численность его посольства, челяди, прибывшей с посольством, недвусмысленно говорили: он понимает значимость победы, которую одержали авары над гепидами, как и значимость заселения аваров на гепидской земле. А этого достаточно Баяну. Не ждать же восхваления от императора ромеев. Император пусть посидит у себя в Августионе и подумает теперь, кого потерял он, отрекшись от союза с аварами, и кого приобрел себе в лице аваров, что сели в Подунавье.

До сих пор гости видели кагана в великоханской палатке, на выложенном коврами столе. Сейчас он выехал им навстречу верхом и в сопровождении хакан-бега, советников и тарханов. Был, как когда-то, ясноликий и величественный, и, в отличие от того, прежнего, необычно весел и ободренный, возвышенный духом, а также доступный и дружелюбный.

А доступность побудила лангобардов, как и франков, к беседе.

— Поздравляем кагана и его род с блестящей победой.

— А также с заселением на взятой мечом и копьем земле.

— Каган, видимо, встал прочно над Дунаем, — льстили франки, — надеемся, и надолго.

— Как облюбуем землю, которая стала нашей, да так и будем мириться с соседями.

— Соседей не выбирают, достойный, к соседями ищут стезю, ведущую к примирению.

— Да, — присоединился к той беседе и король лангобардов. — Кто находит такую стезю, тот живет в мире и благодати. А земля здесь, каган, такая, что лучшей нечего и желать. Сухое дерево вонзишь весной — и растет. Зачем отправляться куда-то и искать другую?

Торжества начались с величания Баяна родами и турмами аварскими. На выгоне, перед великоханской палаткой и далее, вдоль палаток, выстроились по одну и по другую сторону воины аварские на отборных, сплошь гнедых, с буйными белесыми гривами лошадях, дальше выгона — тоже по одну и по другую сторону — собрался другой аварский люд. Появление кагана, а вместе с ним и наиболее достойных уважения тарханов, советников и гостей было встречено громкой, долго не умолкающей здравицей. Несведущим с речью аварской гостям трудно понять, что именно произносят они, и по тому, что было написано на лицах воинов, как и всех других, по высоко поднятым к небу мечам, по тому, наконец, как относился ко всему, что происходило вокруг, сам каган, нетрудно догадаться: авары отдают дань храбрости и мудрости своего предводителя и отдают во всю ширь благодарных сердец.

Удивляться тому нечего, спорить — тем более. Земля Гепидская — благодатная, это правда. Вон, какая река катит в низовьях волны, вон долины стелятся вокруг и сколько зелени на долинах. Или за такое раздолье и за такую многообещающую благодать не стоит почтить предводителя, который мужеством своим и разумом своим вывел роды в землю обетованную и в Почайну обетованную? Бог мой, это каждому понятно, как то, что сейчас белый и погожий день.

Торжества, как возвеличивание, не исчерпали себя на плацу перед праздничным народом и праздничными турмами, они продолжались и за столом, с той лишь разницей, что здесь не ограничивались словесными величаниями, к пышным словам и к учтивым поклонам добавляли и дары. Король франков повелел своим послам передать кагану Баяну, как знак особой его приверженности и признания величия, победоносный мидийский щит и меч булатный. Когда очередь дошла до короля лангобардов, тот повелел привести из обоза и показать кагану и всем, кто был в застолье, свой подарок — белого, как снег, жеребца, такого сильного и такого скорого и соблазнительного, что на нем только богам подобает ездить.

Все заметили: если первый подарок только порадовал Баяна, то этот, лангобардский, и поразил изрядно. Подошел и любовался жеребцом вблизи, похлопывал по изогнутой дугой шее, играл гривой и опять любовался, и светился довольными глазами, и причмокивал, чувствуя удовлетворение, а то и хвастался вслух: какие есть на свете чудеса и какое удовольствие быть обладателем такого чуда.

Не ударили лицом в грязь и соплеменники. То ли знали, что будут дарить гости, или только догадывались: что подарки будут щедрыми, — выждали, пока уляжется шум и выпьют здравицу в честь королей-соседей, и выставили на видное место в застолье хакан-бега.