Лиходеи с Мертвых болот

— Я знаю, брат Ганс, ты исполнительный и храбрый воин. — Чувствовалось, что второй заговаривает зубы длинноносому рыцарю, а в это время его двойник — разбойник из Майстерата — подкрадывался сзади.

— Сейчас тебе воздастся за твое честное и усердное служение, — ласково ворковал второй.

И тут я увидел то, отчего у меня перехватило горло. Я даже не смог предупредить рыцаря об опасности, нависшей над ним. В отсветах факелов блеснул длинный нож в руке разбойника, и его острие вошло прямо в шею рыцарю. У того как-то странно дернулась голова и он, не проронив ни стона, грохнулся на пол, обливаясь кровью.

— Отменный удар, дорогой Фердинанд! — похвалил убийцу тот, кого рыцарь называл командором.

— Да, б-брат. Этому уд-дару я н-научился от одного б-брадобрея, который таким с-способом резал своих д-должников.

— Браво, браво! Мы устроим этой свинье Гансу Брауденбергу славные похороны. А самое главное, что в нашем монастыре открылось вакантное место и мы сможем принять на службу того истинного христианина, о котором ты меня просил.

— С-спасибо, милый б-брат. И не з-забудь о юной паненке, что обещал мне уступить…

Разбойник и командор конвента стояли рядом. Оба горбатые, с кривыми ногами и жиденькими седыми волосами. Только у одного из них волосы были длинные, а у другого — короткие и на самой макушке выстрижен крест.

Я старался не дышать, чтобы не выдать своего присутствия. Если б они меня увидели сейчас, то вряд ли бы мне удалось даже приступить к этому повествованию…

(Из записок лейб-медика польского королевского двора пана Романа Глинского.)

Глава 16

РУСЬ. СУДЫ ДА ПОКУШЕНИЯ

Воевода недовольно взирал на двух пузатых, похожих друг на друга купцов, затеявших долгую и злую тяжбу. Один, белобородый, утверждал, что продал другому сукно за полтора рубля, но тот заплатил только рубль. Второй же, кривоногий и сутулый, говорил, что уговор был именно на рубль и его он отдал.

— А кто ваши слова подтвердить сможет? — осведомился воевода, зевая.

Это ж надо, с какими глупостями лезут! Толку-то с них, как с лысых овец — ни один не догадался поднести воеводе «барашка в бумажке». А все туда же — с челобитной лезут, скупердяи. Как тут судить-то? Поди разбери, кто из них врет.

— Так кто ж подтвердит это, кроме глаз его бесстыжих? — крикнул белобородый.

— Ох-хо-хо, можно подумать, что его очи чисты, как вода родниковая! Ух, воровская твоя душонка! — погрозил пальцем кривоногий.

— А можешь перед образом крест поцеловать? — спросил воевода кривоногого ответчика.

— Поцелую!

— Ах, ты!.. Как же ты перед образом Христовым врать собрался, анафема? — заорал белобородый и потянулся скрюченными пальцами к своему врагу.

— Тихо! — стукнул по столу воевода. — Не кипятись, купец. А ты сам готов крест целовать?

— А то нет? Готов!

— Во прохвосты! — возмутился воевода.

Целование креста — дело святое, редко кто осмелился бы врать перед образами. В народе судиться через целование креста считалось неприличным и зазорным. Но купцы вошли в такой раж, что им на это наплевать стало, и одна мысль их обуяла страстная — как бы друг друга с носом оставить.

— Ну-кась, Алексашка, запиши в книгу, что назначено мной целование креста, — сказал воевода своему дьяку, и тот, склонившись над столом, ожесточенно заскрипел пером. — Ну что, пошли, купцы добрые. Немедля целование произведем.

Воевода, купцы и дьяк направились к собору, и за ними тут же увязались зеваки, рассчитывавшие поглазеть на что-либо интересное. Толпа разрасталась.

До собора было всего несколько шагов. Батюшка Никодим тут же начал приготовления. Перед образом Иисуса повесили деньги, служащие предметом спора. Воевода тоже заинтересовался — хватит ли духу у кого-нибудь из купцов поцеловать крест?

— Ну чего, давайте, — махнул рукой воевода.

Без раздумий и колебаний белобородый бухнулся на колени и, поцеловав поднесенный батюшкой крест, произнес страшную клятву. Поднявшись с колен и отряхнувшись, он прошептал кривоногому:

— Съел?

Ответчик тут же бухнулся на колени и заорал:

— Дайте крест! Тоже хочу.

Поцеловав крест, произнеся клятву, он встал и прошептал белобородому:

— А ты съел?

Воевода был озадачен.

— Жребий, — махнул он рукой, немного подумав.

Услышав это, толпа, набившаяся в храм, и обрадованная давно не виданным развлечением, повалила на площадь и окружила спорщиков, те же, налившись, как вареные раки, кровью, сверкали друг на друга очами, из которых, казалось, вот-вот вылетят молнии.

Дьяк Алексашка держал в руках два восковых шарика, за которыми успел сбегать в приказную избу. Он выцарапал на них имена обоих купцов и протянул воеводе.

— Подь сюда, — воевода поманил пальцем здоровенного стрельца, поскольку для жребия по правилам выбирались самые высокие люди. — Сымай шапку.

Стрелец снял шапку, и воевода кинул в нее шарики. Потом вытащил из толпы высоченного, с придурковатым лицом, крестьянина и протянул ему шапку.

— Тяни шарик.