Сергей Витальевич аккуратно отделил ножом кусочек от кулебяки, поддел вилкой, надкусил, зажмурился от удовольствия:
— Давно уже не едал ничего подобного…
Клавдии Сергеевне хотелось спросить, почему давно не едал, но она постеснялась, не спросила. Он сам сказал:
— С той поры, как умерла жена, ни разу еще не пробовал того, что мне по вкусу.
— Что же вам по вкусу?
— Все печеное, всякого рода пироги, кулебяки, булочки, печенье, моя жена была мастерица, каких поискать…
Потом он заговорил о чем-то другом, незначительном, заставив себя улыбнуться, она безошибочно поняла: ему не хочется, а он все-таки заставляет себя насильно улыбнуться.
Когда пили чай, он спросил:
— Вы одна живете, как мне думается?
— Одна, — ответила Клавдия Сергеевна. — Совсем одна.
И так же, как он давеча, заставила себя улыбнуться, будто бы говорила о чем-то веселом.
Он посидел немного, глянул на часы раз, другой, стал собираться.
— Не могу долго засиживаться, есть одно дело, которое невозможно откладывать.
— Что за дело?
— Погулять с собакой, — он вопросительно глянул на нее. — Вы как относитесь к собакам?
— Отношусь хорошо, только не имею права их заводить.
— Почему так?
— Я же, как видите, одна, почти все время на работе, а с собакой, знаете, гулять надо, и потом, вообще живое существо, которое, безусловно, требует внимания, а если я не могу ей посвятить много времени, как тогда?
— Мне нравится, что в вас развито чувство ответственности за другого, — сказал Сергей Витальевич. — В наши дни это не так уж часто встречается…
Она подумала: очевидно, он человек добрый, подобно всем добрякам любит искать в людях что-нибудь хорошее и радуется, если находит…
На прощанье он поблагодарил ее за чудесный вечер, так и сказал: «чудесный вечер», и попросил разрешения, коль скоро она не против, навестить ее в воскресенье, может быть, пошли бы куда-нибудь погулять?
— А я не дежурю? — спросила Клавдия Сергеевна, мысленно подсчитала про себя, нет, дежурство выпало на субботу, воскресенье было свободным.
В воскресенье он, как и договорились, явился к ней в полдень, по радио только что отзвучали сигналы точного времени.
— По вас можно время проверять, — сказала Клавдия Сергеевна.
— На том стоим и стоять будем, — ответил он. — Ведь точность — это прежде всего вежливость, разве не так?
Светило солнце, но было еще прохладно, весна все медлила, как бы ждала какого-то особого сигнала, то и дело налетал холодный ветер, низкие тучи заглатывали солнце, потом тучи исчезали, снова ярко светило солнце, казалось, еще немного — и окончательно потеплеет.
— У меня идея, — сказал профессор, когда они вышли на улицу. — Мы возьмем сейчас такси, заедем ко мне домой, заберем мою собаку и отправимся все вместе гулять в Измайловский парк. Хорошо?
— Хорошо, — отозвалась Клавдия Сергеевна. — Вот мы и познакомимся с вашей собакой.
Лицо его просветлело.
— Чудесно, а то ей, бедняжке, нечасто приходится побегать вволю…
Профессор жил в большом растянутом в ширину доме с красными лоджиями и зеркально поблескивающими окнами. Внизу в доме находился магазин «Богатырь», рядом магазин «Цветы».
— Подождите, пожалуйста, я сейчас, — сказал Сергей Витальевич.
Клавдия Сергеевна проводила его взглядом. Он шел быстро, на ходу равномерно помахивая руками, походка у него была молодая, глянуть издали, со спины, можно подумать, молодой человек, одно плечо выше-другого, не дойдя до двора, обернулся, поискал глазами машину, что-то крикнул, Клавдия Сергеевна не разобрала слов, и скрылся во дворе, под аркой.
Спустя минуты три-четыре появился снова, держа за поводок большую рыжую дворнягу, лохматую донельзя, бежавшую рядом с ним, на высоких, обросших рыжей шерстью лапах. Морда у собаки была презабавной — круглые выпуклые глаза в белых «очках», черный, задорно вздернутый нос, вокруг носа тоже белые «очки», казалось, собака все время улыбается.
— Наш Рыжик приветливое и улыбчивое существо, — сказал Сергей Витальевич, — ну, Рыжик, лапу!
Рыжик нехотя, боязливо протянул Клавдии Сергеевне лапу. Она пожала лапу, погладила Рыжика по голове, Рыжик безразлично глянул на нее, потом изловчился, лизнул Сергея Витальевича в щеку. Шофер такси, брюзгливый, видать, недобрый, недовольно пробурчал:
— Грязи мне натаскаете с вашим псом, убирай после за ним…
— Я вам оплачу все ваши терзания, — спокойно прервал его Сергей Витальевич, и Клавдия Сергеевна мысленно поразилась: не ожидала, что профессор может дать надлежащий отпор, ведь поначалу он показался ей робким, каким-то безответным.
В Измайловском парке было еще мало народа, лишь кое-где на дорожках попадались одинокие прохожие, иные с собаками, одна женщина прогуливалась с огромным серым котом; профессор натянул поводок потуже, потому что Рыжик зарычал, стал рваться к коту, не обращавшему на него ни малейшего внимания.
— А ну, тише, — сказал профессор. — Перестань, Рыжик, он на тебя даже и глядеть не хочет, разве не видишь?
Обернулся к Клавдии Сергеевне:
— На редкость эмоциональная, легко возбудимая натура.
— Давно он у вас?