Лилиан

Охота здесь воспринималась мной как нечто непреложное, истинное или заведомо запрограммированное, словно я вернулась в свой изначальный ореол обитания. И скажу честно, ужасным монстром я себя уже совсем не чувствовала. Убивать тех, кто так или иначе скоро должен был умереть, было теперь легко и просто, и воспринималось как данность или, если сказать по-научному, как естественный отбор. Старики, неизлечимо больные люди, самоубийцы как одноликие куклы мелькали перед моими глазами, абсолютно не бередя ни одной из струн моей мерзкой души. И неудивительно, что завершение трапезы наступило довольно быстро, просто монстр пресытился. Ну, а когда мы уже намеревались отправиться на побережье, отвлекающий душераздирающий вопль женщины сбил меня с пути. Это было совсем недалеко от нас, что ещё больше усиливало желание увидеть всё происходящее там своими глазами.

Небольшая худосочная женщина, кажется, лет пятидесяти рыдала, катаясь клубком по земле. Спустя какое-то время к ней выбежал какой-то мужчина, видимо муж, и совсем неожиданно для меня появился священник. Молодой, холеный с искусно поставленной речью, как я убедилась позже, пастырь пытался успокоить женщину, охваченную истерикой.

– Милая, нам необходимо смириться с этим и принять. Это опасно и, скорее всего, невозможно. – Священник спокойно обращался к ней, поглаживая по голове. – На всё воля Божья, милая, как бы страшно это ни звучало, но ты должна это принять, ведь таковы ваши испытания.

Я поначалу подумала, что, возможно, у них просто неизлечимо заболел ребёнок, а это было для меня делом легкопоправимым, и я твёрдо намеривалась исправить их ситуацию, поэтому, недослушав, ринулась в дом.

Как только мы с Сэмом зашли в дом, меня охватило странное ощущение. Запах, распространявшийся волнами от комнаты наверху дома, был для меня знаком и приятен. Я поднялась на второй этаж и, не раздумывая, вошла в комнату. Устремив свой сосредоточенный взгляд на лежащего в кровати ребёнка, я поняла, что мои догадки были в корне неверны.

Маленький белокурый ангел был измучен, искалечен и порабощён. И впервые за долгую жизнь я полностью была уверена в том, что собираюсь делать в так быстро приближающую к нам ночь в канун первого мая. И что это было абсолютно необходимо и смертельно важно особенно сейчас, воочию увидев эту картину. Сейчас я, как никогда раньше, ненавидела свою Мать, создающую таких тварей, которые были способны на зверскую ничем не объяснимую чудовищность. Я, несмотря на свою ужасную сущность, всегда считала это неприемлемым и недопустимым. Да, я могла скосить полдеревни, полностью стереть с лица земли целый народ, уничтожая даже память от него, но никогда не была способна искалечить чистую, открытую и непорочную душу, совсем не защищённую от любого влияния и вторжения.

Мне не требовалось ни единой секунды на раздумье. Сэм был ошеломлён ужасающим видом ребёнка и никак не комментировал происходящее. Всё это для него было огромным потрясением, хотя он сам, по сути, был искалечен и заражён демоном, навсегда изменившим его сущность. Но всё же Сэм не был одержим, он был, как будто перерождён, изменивши свою родовую принадлежность: рождённый человеком, но сменивший свою сущность. Иногда я думаю, что Сэм сделал это добровольно. Разочаровавшись во всём светлом и до конца не разобравшись, что есть добро и зло на самом деле, он добровольно соглашается служить неизведанной мрачной силе, что и меняет его сущность, в конечном счёте, не порабощая его душу и сердце. Именно поэтому он такой, какой есть: внутри ужасного веющего холодом и смертью монстра заперта чистая и неискалеченная душа, способная освещать путь даже самым заплутавшим и отчаявшимся путникам.

Я подошла к ребёнку и заглянула в её туманные и нечеловеческие глаза. Существо, паразитирующее в её теле, сжалось и затаилось от страха.

– Ты и должен меня бояться, и так будет всегда!

Я схватила ребёнка за шею, чтобы обездвижить, и, не отрывая взгляда, приблизилась своими губами настолько близко, насколько было возможным, чтобы не причинить вреда белокурому созданию, и сделала сильный и затяжной вдох в себя. Я видела, как тварь, живущая в ребёнке, начала отделяться от её тела. Меньше всего на свете я хотела поглотить её и владеть ей без остатка. При первом удобном случае я схватила мрачный фантом за горло и подарила ему столь желанный для меня поцелуй смерти, навсегда прерывая его существования в любом из миров. Девочка в освобождающей агонии взвизгнула и упала на свою кровать. Забежавшие в комнату родители почти моментально заметили разницу, хотя и ребёнок был без сознания. Кожа была естественного для человека цвета, а лицо светилось детским румянцем.

– Она здорова! Мы можем уходить. – Я взяла Сэма за руку и, выскочив в открытое окно, полетела, подхваченная порывами попутного ветра.

– Почему ты не поглотила его? – Сэм всё же недоумевал от всего увиденного им в той комнате.