Лилии над озером

- Вот-вот, - прошептала служанка, заметив это. - У него еще довольно силы, мадам герцогиня. Сейчас уже не так, а пару часов назад он так метался, что с ним едва два лакея справились.

Я молчала. Ужасно было видеть столь беспомощным человека, которого я знала таким сильным, уверенным, мужественным. Мне было больно. Сейчас, когда я глядела на своего мужа, мне самой было трудно представить, что он выживет. Я взглянула на свои пальцы. Они хорошо почувствовали, как горяча ладонь Александра. Казалось, ею можно обжечься.

Хрипло ругаясь, он вдруг закусил губу до крови, и легкая розовая пена показалась у него на губах.

Он жадно хватал ртом воздух, лицо его покрылось испариной, и весь его вид, казалось, выражал страшную жажду. Я взглянула на служанку.

- Нет, - зашептала она испуганно, - пить нельзя! Господин доктор сказал, до самого утра нельзя, не то герцог тотчас умрет!

- Оставайтесь здесь, - бросила я, направляясь к двери.

Д’Арбалестье раскладывал свои инструменты на столике.

- Вы сделали все, что могли, не так ли, мэтр? - спросила я.

- Надеюсь, мадам. Я зашил ему рану в боку, наложил лубок, вытащил две пули из груди.

- Он так бледен, - проговорила я сдавленно.

- Да, кровопотеря очень велика. Если он выживет, надо будет несколько месяцев кормить его бифштексами и поить красным вином - это поможет восстановить силы.

Помолчав, д’Арбалестье добавил:

- Я еще несколько раз перевяжу его, мадам, побуду пару дней… а потом уеду.

- Значит, вы…

- Я буду заезжать. Но у меня есть другие больные. И выхаживать герцога должны вы сами.

- Но я же не умею перевязывать! - вскричала я в отчаянии. - Я вообще ничего в этом не понимаю!

- Я научу вас. Кроме того, в деревнях достаточно повитух, которые умеют это делать… да и брат господина дю Шатлэ, полагаю, вскорости появится.

Обдумывая все эти печальные перспективы, я прижалась лбом к косяку двери. Мне и самой было дурно.

- Доктор, - прошептала я, - дайте мне чего-нибудь от горла. Я простужена, а мне ведь нужно в такой ситуации быть на ногах.

Он посоветовал мне полоскать горло бертолетовой солью и не переохлаждаться - средства, которые и без того были мне известны, а потом попросил внимательно слушать то, что он будет говорить мне насчет ухода за раненым. Зная, что многие служанки тупы и непроворны, я поняла, что тягостная обязанность по перевязыванию, по сути, падет на меня.

6

Дни после отъезда д’Арбалестье - четверг, пятница, суббота - выдались необыкновенно тяжелыми.

Александр не приходил в сознание. Лихорадка, казалось, даже усилилась, когда уехал врач. С губ герцога по-прежнему срывался бред: чаще - беспощадная ругань и проклятия, изредка - мое имя или тихое бормотание. Я вслушивалась в его голос, пытаясь найти в словах что-то связное, но тщетно. Порой, отойдя к распятию, чтобы помолиться, я вскакивала с колен, услышав «Сюзанна», подбегала к постели, и с жестоким разочарованием понимала, что Александр звал меня в беспамятстве. Иногда, чаще под утро, он переставал метаться и, затихнув, лежал с полуоткрытыми глазами, но, несмотря на это, не слышал и не видел меня, когда я над ним склонялась.

У него был жар, и он сбрасывал с себя одеяла, а я, помня наставления доктора, в тысячный раз поднимала их и укрывала его снова. Он отталкивал мои руки и порой был так агрессивен, что я в испуге отскакивала на несколько шагов, едва сдерживая слезы. Его мучила жажда, и несмотря на то, что ему подавали стакан за стаканом, он всё равно хотел пить, а тарелку с едой отталкивал. Лихорадка часто была такой, что к его телу страшно было притронуться.

И все же, надо было как-то заставить его поесть. К субботе он был так худ и изможден, что я в отчаянии стала придумывать всякие питательные напитки: растворяла в поильнике масло, сахар, яйца, специи… ну, что угодно, что можно было дать ему в жидком виде. И речи не было о том, чтобы поручить все это служанкам. Александр и у меня дважды выбил из рук поильник, а руку мне сжал так, что я закричала от боли. Он сразу же выпустил мое запястье и с тяжелым протяжным стоном рухнул на подушки; кровь выступила на его бинтах снова. После этого он затих и позволил себя покормить.

Я долго плакала, когда он поел, сидя рядом с ним и гладя его небритую щеку… Этот истаявший, исхудавший мужчина был сейчас физически лишь половиной того Александра, к которому я привыкла. Как влить в него жизнь? Как отогнать смерть? Мне вспоминалось, как он спас Жанно, когда мой сын погибал от дифтерии, а я погибала вместе с мальчиком, понимая, что не перенесу, если с малышом случится самое страшное. Он нас обоих тогда, по сути, вырвал из рук смерти. Есть ли на свете человек, которому я была бы обязана большим? Как отплатить ему тем же, как задержать его здесь, по эту сторону?!