Лилии в цвету (СИ)

Одним легким усилием Лехтэ отбросила все подобные мысли. К счастью, теперь всё в прошлом. Дождалась. И поскольку ей не дают высказать ответ, то пусть пеняет на себя.

Кажется, о робости речь больше не шла. Поцелуи Атаринкэ сделали свое дело. Лехтэ открыла глаза и посмотрела прямо мужу в лицо, старательно пряча лукавый блеск на дне глаз. Решительно отстранившись, она пересела к Атаринкэ на колени лицом к лицу и принялась целовать. Целовала долго, старательно, словно пробуя на вкус, постепенно опускаясь все ниже. Ключицы, грудь. Кажется, мешавшую ей рубашку он все-таки снял сам, а вот пряжку его ремня расстегнула уже Лехтэ.

Но перехватить инициативу все-таки она ему не дала. Так же как и снять до конца штаны. Кажется, тут кто-то говорил о возможности его оставить? Так понятно будет?

Лехтэ встала на колени, губы ее сомкнулись… И из ее-то головы уж точно вылетели в этот момент всякие глупые мысли.

*

Мелодия все нарастала, зовя за собой, ведя, подсказывая и направляя. Две фэар кружились в танце, огненном вихре искр, что взрывались вокруг них.

Ощутив, как сомкнулись губы любимой, как они плотно охватили, а ее язычок принялся чертить невероятные узоры, Атаринкэ непроизвольно положил ей руку на затылок. Однако, переборов желание управлять и контролировать, он убрал ее с волос Лехтэ, откинулся назад, на спинку дивана, удерживая себя пока от более решительных действий. Жаркий ротик любимой сводил с ума, так что вскоре пришлось ее все же отстранить — разочаровать жену совершенно не входило в его планы.

Гостиная. Незапертая. Диван. Узкий. Они двое. Почти одетые.

Раскрасневшаяся Лехтэ, такая желанная, такая родная. Прочь сомнения (да и не дойти уже до спальни). Искусник опрокинул жену на ложе, вновь целуя и распуская шнуровку платья.

— Ты прекрасна, — хриплым шепотом только и смог сказать ей Курво, покрывая поцелуями и закидывая ее ноги себе на плечи.

Где-то мешало так и неснятое до конца платье, пряжка ремня грозила поцарапать, диван был жёстким — они не обращали внимания на такие мелочи. Они снова вместе, едины, их роар наслаждались друг другом, а фэар… а фэар в это время ликовали, сияли ярче света Древ, пылали жарче Анара в полдень. Чистое изначальное пламя, способное как сжечь, не оставив даже пепла, так и возродить, из него же. Огненные вихри кружились, переплетались, озаряя окружающий их мрак, пока не взорвались мириадами ослепительных искр.

Атаринкэ практически рухнул на предплечья, чтобы не придавить любимую слишком сильно. С нежностью поцеловал ее плечо, нехотя встал с дивана, быстро поправив штаны и застегнув ремень, подхватил задремавшую Лехтэ на руки и отнес в спальню. В платье ее оставлять совершенно не годилось, поэтому, ослабив шнуровку, он аккуратно потянул его вниз. Как тут не поцеловать, не обвести языком, не прикусить, совсем чуть-чуть. Курво продолжал неспешно стягивать несколько упрямое платье, не оставляя обделенным вниманием ни кусочка на теле любимой. Отбросив ненужный сейчас предмет одежды, он поднял глаза и встретился с потемневшим взглядом жены. Улыбнулся и удобно устроившись, начал целовать ее живот, спускаясь все ниже и ниже. Огненный вихрь вновь возник в пустоте, пробился из ничего, как росток сквозь камни, даря свет и тепло двум истосковавшимся фэар.

*

Радовало то, что больше не было необходимости сдерживать стоны, да и сил на это уже совсем не осталось. Еще не успевшее до конца успокоиться после минувших ласк роа снова живо откликнулось на новые сводящие с ума прикосновения любимого, которые дарили его губы, а фэа Лехтэ возликовала и потянулась к нему навстречу в стремлении слиться в одно неразделимое целое.

Волосы Тэльмэ окончательно растрепались. Губы и язык Атаринкэ довели ее до такого состояния, что терпеть больше не было никаких сил, и, как мольба о пощаде, у Лехтэ вырвалось его имя. Тэльмэ решительно подалась навстречу и принялась расстегивать ставший вдруг непослушным ремень и стаскивать с него штаны. От волнения и нетерпения пальцы срывались, и в конце концов ему пришлось ей помочь.

Огненный вихрь разгорался все ярче и ярче. Казалось, что жар этот сейчас испепелит их обоих, но подобные перспективы вызывали в душе Лехтэ одну лишь радость и бурное ликование. Хотелось видеть сейчас его глаза, чувствовать вес тела, поэтому она, обвив любимого ногами и крепко обняв, не позволяла отстраниться. В свете глаз Атаринкэ казалось сейчас запросто можно утонуть. Лехтэ смотрела в них, не отрываясь, и голова немного кружилась. Наслаждения роа и радость фэа наконец слились в единое, невообразимо прекрасное нечто, и ярко взорвались мириадом искр.

Тэльмэ закричала, и на некоторое время, кажется, все же выпала из реальности. А потом, вечность спустя, когда смогла отдышаться и прийти в себя, уютно устроилась на плече у мужа, слушая его дыхание и биение собственного сердца, и, похоже, все-таки скоро уснула.

*

Вероятно, во сне Атаринкэ перевернулся на бок, но не пожелал отпускать любимую ни на секунду, потому и проснулся он лежа на ее волосах, крепко прижимая жену к себе. Лехтэ еще спала, глубоко дыша и улыбаясь.