Почти сразу служанка принесла поднос, расставила угощения, поставила скамеечку для ног у кресла, спросила: не желаю ли я еще чего-нибудь — и только потом ушла, оставив меня одну.
Ожидая встречи с Вейре, я перекусила немного, а потом села в удобное кресло и стала любоваться видом из окна…
— Ваша Милость! Ваша Милость! — осторожно будила меня служанка с пушистым пледом в руках. — Вас зовут.
Харна проводила меня до первого этажа, провела по коридору к боковой двери, накинули на мои плечи просторный, как одеяло, шерстяной плед и отворила дверь.
Я вышла и оказалась на садовой дорожке, где меня ожидал слуга в ливрее.
— Следуйте за мной, Ваша Милость…
Теперь я совершенно не представляю, зачем меня пригласили!
Обойдя крыло, я оказалась в саду. Прошла по аллее и вышла к идеальной поляне, где стоял большой диван и, у его подножия, две тлеющие жаровни.
— Прошу, Ваша Милость! — указал мужчина на софу.
Когда я села с краю, он помог мне удобнее укутаться, а концы пледа накинул на низенькую жаровню, которую прежде прикрыл крышкой.
Почти сразу же я поняла всю прелесть конструкции — теплый воздух дошел до моих ног, поднялся выше, и уже скоро я находилась в теплом коконе. Нос на свежем воздухе, а тело в тепле — как же хорошо!
Едва удобно устроилась — послышались голоса: звонкий Вейре и баритон Веспверка. Обернулась и увидела герцога, несущего сына на руках.
Увидев меня, ребенок закричал радостно:
— Баронесса! Я рад, что вы приехали!
По этикету я должна встать, однако Веспверк старший отрезал:
— Сидите! — и словно исправляя свою резкость, более сдержанно добавил: — Благодарю, что решились приехать. Вейре хотел разделить с вами одно радостное событие. Уверял, что вы будете в восторге.
— Какое?
Ребенок с большим нетерпением вертел головой по сторонам, будто выискивал что-то. Даже я заозиралась.
— Вейре, терпение! — строго и в то же время с теплотой одернул сына герцог. — Вы же хотели посетить цирк?
Я кивнула.
— Вейре тоже, поэтому будет вам цирк! — улыбающийся Веспверк усадил сияющего от счастья сына на середину софы, заботливо, не хуже добросовестной няньки закутал его в плед, оставив открытыми лишь нос и детские глазенки, и пододвинули жаровню ему под ногу.
— Тепло?
— Да, — кивнул ребенок. — А ты?
— Я закаленный, — облаченный в куртку герцог сел рядом с сыном. — Что ж, проверим, как ты изучил книгу. — Повернул голову, кивнул кому-то — и заиграла музыка. А потом из-за густых зарослей на поляну вышел пожилой, высокий мужчина в ярком фраке в сопровождении беленькой обезьянки в костюмчике. Они еще не успели подойти и сделать ничего особенного, а Вейре уже запищал от восторга! А я, глядя на довольного и счастливого ребенка, тоже заулыбалась.
Едва обезьянка поклонилась, выбежала еще одна, в платьице, — и парочка здешних человекоподобов начала дурачиться, строить рожицы, показывать фокусы.
Каждая проделка, даже самая незатейливая, вызывала у Вейре восхищение.
— Баронесса! Папа! Они такие милые! — захлебываясь восторгом, шептал Вейре. Не зная, как сдержать эмоции, он одной рукой схватил меня за руку, а второй отца, и при каждом фокусе дергал нас за руки. Ох, чувствую, сейчас он попросит погладить их, поэтому пришлось объяснить малышу:
— Да, Вейре, они, очень милые. Но это дикие звери, и с ними нужно быть осторожными. У них есть клыки и крепкие челюсти, и одна такая марты… — я вовремя поправилась. — И один такой человекоподоб может справиться со взрослым мужчиной.
Вейре и герцог удивленно посмотрели на меня.
— Если не веришь, — я обращалась исключительно к ребенку, — после представления расспросим их дрессировщика.
Поймав на себе недоверчивый взгляд старшего Веспверка, отвернулась и стала дальше сосредоточенно смотреть выступление зверей.
Диковинный ящер, похожий на саламандру, с ало-синим воротником у морды, хотел спать, поэтому как его ни подталкивала женщина-дрессировщица, — он шипел, раскрывал воротник, но с места не двигался.
— Обычно эти ящеры живут в теплых странах и любят солнце. К прохладе не привычны и в холоде впадают в спячку.
— Верно, миледи, — улыбнулась женщина. — Под шатром, в тепле, юпер носится, как молния.
— Я хочу его погладить! — оживился Вейре. — Он же не человекоподоб!
— Милый, Вейре, — обратилась я к ребенку. — В природе чем ярче у животного окрас — тем оно опаснее. У юпера в пасти опасная слюна. И любая царапина может привести или к потере руки, или смерти. Ты же не хочешь болеть?
Вейре посмотрел на меня, на ящерицу, на отца и тяжко вздохнул. Кажется, я у малыша в авторитете.
Потом были и другие животные, которые становились все крупнее и опаснее, и тогда я обратилась к герцогу.
— Ваша Светлость, представление замечательное, однако я не уверена, что следует вот так вот выводить огромных животных. Хоть они и дрессированные… — я запнулась, потому что на лице герцога появилась улыбка.
— Удивлен вашей разумности. Звери — не прихоть. Именно поэтому крупные особи находятся в клетках и оттуда не выйдут.
Я благодарно кивнула и отвернулась, снова сосредоточилась на представлении.
— Папа! Баронесса! А кто это?! Фу, какой противный и колючий!