Лилия для Шмеля

— Не хочу есть, — досадливо проворчал Вейре и залез на подоконник. Он часто сидел на нем, рассматривая заснеженный двор.

Даже я чувствовала себя обделенной, поэтому принялась украшать свою тарелку. Из кусочков булки нарезала звездочки и круги, разложила в виде цветов на бледно-зеленом пюре. Порезала мелкие вареные яйца, сделав их грибочками. Из неизвестного красного овоща получились розы…

— Ух ты! Красиво! — заулыбался Вейре. — А украсите мою тарелку тоже?

— Конечно! — я рада стараться. Но пока шаманила над тарелкой Вейре, малыш смотрел таким голодным взглядом, что я, не задумываясь, протянула ему свою.

— А вы? — спросил он, уже держа вилку над «розой».

— Потом еще перекушу, — успокоила ребенка и, чтобы решить вопрос, зачерпнула пюре из его тарелки и положила в свой рот.

Вейре был как никогда доволен. Он уже не печалился из-за сладостей, угощений, приехавших гостей. Наоборот, хотел спуститься и поиграть еще.

Уезжала я довольная. Вейре стоял рядом с герцогом, укутанный с головы до ног, и отчаянно махал мне рукой, а я ему. Меня и так считают чокнутой, так какая разница, что сейчас подумают разъезжающиеся гости.

Но видимо на празднике я сильно перенервничала, потому что на обратной дороге почувствовала себя невероятно уставшей.

Глава 27

На обратном пути Ильнора пошутила:

— И чья же ты, Корфина, компаньонка?

— Простите, — смутилась я. В ответ графиня улыбнулась, показывая, что одобряет мой выбор.

— Зато сегодня Вейре был в замечательном настроении. Мы очень опасались приступа, но, к счастью, все обошлось. Уверена, теперь Освальд будет благоволить тебе.

— Храни нас Видий превыше всех невзгод от гнева и от милости господ, — проворчала я и сильнее укуталась в шаль.

— Корфина? Ты мерзнешь?!

— Не поверите, но да, — призналась. — Ноги околели так, что пальцев не чувствую.

— Ты не заболела?

— Наверно, устала. День прошел в хлопотах и волнении, — улыбнулась графине, и она немного успокоилась.

Однако дома мне не стало лучше.

Мигрит даже пришлось подкладывать в мою постель грелки.

— Ваша Милость, не к добру это, — брюзжала она, нося с кухни согревающие отвары. — Ой, не к добру!

— Не стони, — шепотом просила я, сама напуганная болезненным самочувствием. Все меньше мое состояние походило на усталость. Тяжело дышится. Озноб пробирает до костей. И совершенно нет сил шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Мигрит, думая, что я в небытии, подкралась почти бесшумно к постели и осторожно коснулась моего лба.

— Ох ты ж! — одернула она руку и побежала жаловаться на мое состояние графине.

Уже скоро я сквозь полудрему слышала взволнованный голос Кратье. Доктор нервничал, считал пульс и то и дело осматривал мои зрачки…

— Ну вот… — подумала отстраненно, почти даже смиренно. — Помру здесь и вернусь домой там. Исчезнут новые проблемы, а со старыми я как-нибудь разберусь… — только радости почему-то не испытывала. — И что буду делать дома? Тут есть Вейре — там никого… Только надолго ли я ему нужна? — Ответы не находились, и смирившись я решила: — Как Бог рассудит…

Он рассудил, что здесь я нужнее Вейре и разозленному Веспверку.

Я еще не открыла глаз, а по запаху и шагам поняла, что это герцог.

«Неужели в моей спальне?! Какой ужас!» — спохватилась первым делом, как порядочная девица Нильда, и до того стало смешно, что я не удержалась и едва слышно фыркнула. Это скорее вышло случайно, чем намеренно. И тут же к кровати поспешили Мигрит и Веспверк.

— Ваша Милость, — взволнованно лепетала служанка, горячей рукой тиская меня за руку.

— Очнулись! — выдохнул с облегчением обеспокоенный Освальд и склонился надо мной колоссом, заслонявшим свет ночной лампы.

— Приехали попрощаться? Не надейтесь, — прошептала я, и услышала его приглушенный смех.

— Рад, что вы шутите, — через силу приоткрыла глаза и заметила, что, не смотря на сдержанный голос, взгляд у герцога тревожный. — Как себя чувствуете?

— Холодно. И слабость во всем теле… — я не приукрашивала самочувствие, но даже в полуобморочном состоянии сожалела, что выгляжу жалкой. Уверена: тушь, которую подарила мне Ильнора, растеклась, и выгляжу я, как китайская панда. Обидно.

Чтобы скрыть волнение от пристального взгляда герцога, рассматривающего меня слишком внимательно, отвела взгляд и только теперь заметила, что нахожусь не в своей комнате.

— Где я?

— В моем особняке. Своим состоянием вы напугали Кратье, и он примчался ко мне среди ночи с криками, что вы умираете. И знаете ли, я не лишен человеколюбия, поэтому принял решения перевезти вас сюда, потому что элементальный колокол есть только в моем особняке.

Я хлопала глазами, пытаясь осмыслить услышанное.

— А… репутация? — жалобно спросила, испугавшись, что опозоренная и больная я не нужна буду не только Веспверку, но и Ильноре.

— Корфина, вы на грани жизни и смерти, а печетесь о репутации! — рассердился он и снова начал мерить комнату шагами.

Конечно, Освальд прав, но это он может жить по своим правилам, как посчитает нужным, и общество стерпит, а вот я в другом положении. Не уж-то не понимает?