Лилия для Шмеля

Лампа не нужна мне, но признаваться, что взяла визитку, обрадовавшись мужскому вниманию — стыдно, поэтому вздохнула и послушно пошла. Да и спорить, когда он зол, тем более на людях, глупо. Кроме того, рядом с Освальдом степень моего проступка ощущалась особенно отчетливо. Сто раз уже пожалела, что повела себя как обычная горожанка, а не напыщенная аристократка. Надо было гордо пройти мимо или треснуть наглеца сумочкой…

Из размышлений вырвал грохот и жалобный скулеж. Я вздрогнула, обернулась и увидела Дельта, распластанного на столе, и шипяшего Освальда, нависающего над ним.

— Руки переломаю!

— Простите, — пропищал трусливо Дельт.

— Не слышу!

— Прошу прощения! Простите, леди, — проблеял продавец, хлюпая разбитым носом. — Обознался! — За что снова был впечатан в столешницу кассы. — Демон попутал!

Лишь после того Освальд отпустил его.

— Ну что, выбрали? — посмотрел на меня строго.

— Ни один не приглянулся, — пробурчала я.

— Тогда поищем в другом месте, — он открыл дверь магазинчика.

Не говоря ни слова и не смотря на Дельта, я покинула помещение.

В экипаж села не поднимая на герцога глаз.

— Вы баронесса. Помните об этом, — неожиданно мягко напомнил Освальд и оглядел довольного Вейре. — А спутник дамы должен оберегать ее от неприятностей.

Мой маленький страж виновато посмотрел на отца исподлобья и опустил голову.

Я была подавлена. Дельту досталось ни за что, и сама стала почти арестанткой. От обиды и возмущения перестала улыбаться, и Вейре, догадываясь о причине моей хмурости, тоже расстроился. Освальд же весь день делал вид, что не произошло ничего особенного.

Утром я занималась собой, сидя перед зеркалом, и не ожидала в столь ранний час визита герцога. Он резко постучал и, едва дождавшись разрешения, влетел в комнату. Хорошо, что я уже надела чайное платье, однако его появлению в девичьей комнате возмутилась:

— Неприлично появляться в женской комнате, а тем более внезапно врываться!

— Как раз хотел поговорить о приличиях, — поскольку я демонстративно продолжала расчесывать волосы, спиной к гостю, он поставил стул рядом и осанисто сел. — Вы действительно не понимаете причин моего вчерашнего поступка?

— Он ни в чем не виноват! — ответила, не поворачиваясь.

— Хорошо, тогда расскажу, что случилось бы, не вмешайся я в это щекотливое дело. Итак… — Освальд поймал мой взгляд в отражении зеркала. — Между вами завязалось бы увлекательное общение на грани легкого флирта, затем переписка, наполненная влюбленными глупостями. Быть может даже, между вами случился скромный поцелуй, о котором нет-нет, да проскальзывали бы намеки в переписке. А потом вы бы получили ультиматум — выкупить компрометирующие письма за некоторую, не обременительную сумму для, разодетой по придворной моде, аристократки. В случае отказа он бы продал переписку в скандальную газетенку. Прецеденты уже были. Над доверчивой глупышкой Сандет потешалось все королевство, и ей ничего не оставалось, как уйти в монастырь. — Он замолчал, но взгляда не отвел, наблюдая, как я бледнею.

— Я не влюбчивая дурочка, — всеми силами скрывая нахлынувший стыд, ответила ему. — И разве мое пребывание в доме одинокого вдовца не менее убийственно для репутации?

Освальд откинул голову, но наш зрительный контакт не разорвал. Раздумывая, постучал пальцем по резному подлокотнику, и лишь после тягостного молчания, спросил:

— Хотите циничную правду?

— Правда всегда цинична, — я отвернулась, закусила губу, и хорошо, что держала в руках расческу, иначе бы начала комкать подол, выдав свое состояние с потрохами.

Освальд вытянул ноги, сложив одну на другую, и небрежно произнес:

— Разница в том, Корфина, что прослыть пассией королевского родственника, с годовым доходом в четыреста тысяч саммерсов — это честь, а прослыть любовницей нищего торгаша — несмываемый позор.

— Да не собиралась я быть любовницей! — вскипела я. — И целоваться тоже!

— Возможно, — пожал он плечом. — Однако достаточно было увидеть вас прогуливающейся с ним — и даже я был бы не в силах помочь вам. Вы можете злиться, ненавидеть меня, но я должен был вмешаться.

— Вы могли бы сказать мне. Зачем бить его! У меня на лбу не написан титул!

— На вас был фасон платья, утвержденный королевой матерью с десяток лет назад. Каждый торгаш его знает назубок, сходу определяя ранг покупателя. Так что не надо считать мерзавца невиновным. Он прекрасно знал, с кем имеет дело! Однако знаете, что я подумал? Если вас так тянет якшаться с ним — следует отпустить вас!

Я замерла.

— Все мои наставления вы принимаете в штыки. Во всем видите ущемление своих прав. Это сказывается на Вейре. Так может разорвать контракт и отпуститься вас?

— А вот это низко, — тихо ответила я и отвернулась.

— Рад, что все-таки в вас есть здравомыслие. Поэтому возьмите себя в руки и идите к Вейре. Он всю ночь плохо спал — разговаривал во сне, переживая из-за вас.

Я гневно посмотрела на Освальда, и он с усмешкой добавил:

— Я, кстати, тоже плохо спал. Обидно спасать репутацию девы и получать взоры, полные ненависти, — герцог встал. — Удачного дня, Корфина. Жду вас за завтраком.

Глава 37