Лилипут

Ламбино, оставив лампу гореть, вошел в помещение морга и нашарил рукой выключатель. Зажглись флуоресцентные лампы, Ламбино прикрыл дверь. Шаги гулко отдавались в мертвой тишине помещения, пахнущего хлоркой и… смертью. На лице Ламбино блуждала дурацкая ухмылка, он уже давно привык к здешним запахам. Пройдя чуть больше половины расстояния, Бен остановился. Ага, вот и номер двадцать четыре. Сейчас он понял, почему Хокинса поместили именно в эту камеру, хотя все остальные были свободны. Номер двадцать четыре больше обычных в несколько раз, словно приготовлен специально для подобных ребят, не соблюдавших диету. Этой камерой никогда прежде не пользовались. Продолжая все так же глупо улыбаться, Бен достал из заднего кармана мешковатых штанов связку ключей. Нет, все-таки у нега нервы крепче, чем у бывалого мистера Клин-га. Старина Бен сейчас спокойно глянет на мистера Хокинса и, в отличие от хозяина, имевшего днем весьма бледный вид, как ни в чем не бывало вернется на свое место и почитает газету месячной давности, валяющуюся на столе.

Бен повернул голову налево, затем направо — он был здесь один, ну, не считая, конечно, мистера Хокинса, земля ему пухом. Без лишней суеты Ламбино открыл широкую дверцу камеры и резким движением потянул на себя встроенные внутрь носилки на колесиках. Они выкатились со специфическим звуком лязгающего металла, подставив под освещение верхнюю часть тела мистера Хокинса. Ухмылка исчезла с лица Ламбино, он невольно попятился. Выпучив глаза, Бен застыл на месте, слушая свое собственное прерывистое дыхание. То, что он увидел, ошеломило его. Ламбино, конечно, знал, что Гэл громаден, он представлял себе, каким тучным надо быть, чтобы весить пятьсот фунтов. Но одно дело представлять и совсем другое — увидеть. Ламбино понял, почему хозяин был в таком странном состоянии. Лежавшее перед ним тело не имело ничего общего с мистером Хокинсом, и это еще мягко сказано. Нет, это не мог быть заместитель шерифа. Шериф и Лок что-то напутали. Преодолевая ужас и отвращение, Гэл подошел к трупу и заглянул в безжизненное белое лицо.

— О Господи! Гэл, дружище, прости старину Бена! — прошептал Ламбино, его лицо стало таким же белым, как и лицо трупа. — Я не знал, что… что… такое… О Боже всемогущий! — Он сделал движение рукой, словно отгоняя кого-то невидимого.

Казалось, умершему сунули за щеки что-то маленькое, но очень тяжелое, оттянувшее их так, что они казались какими-то чужеродными лепешками, прилепленными к лицу. Подбородок обложил горло, точно шарф, глазные впадины казались крохотными на широком жирном лице. Хокинс был одет по-домашнему: пижамные штаны, плотно облепившие его слоновьи ноги (чудом не лопнувшие на огромном животе, вздымающемся вверх, как гора), и грязная майка, покрытая разноцветными пятнами. «Жир, соус, майонез, — подумал Бен. — Конечно, ведь несчастный должен был постоянно поглощать пищу, ему было не до того, чтобы следить за своим внешним видом». Неужели есть такая болезнь, когда за сутки человек набирает столько веса? Ламбино сильно сомневался в этом. К тому же, чтобы стать таким, Гэл должен был проглотить целую гору продуктов. Он не выходил из дому, так откуда же он взял столько еды? Где же вы, господа телевизионщики? Слухи поползли по городу лишь к полудню, но Бен не сомневался, что не сегодня завтра Оруэлл станет похож на муравейник. Шутка ли, происходит черт знает что! Да еще этот туман, напущенный после внезапной кончины миссис Шилдс, переехавшей вместе с мужем и двумя детьми в бывший дом Тревора откуда-то из Массачусетса; затем эта девушка Миранда, после двойнята Пэгрью. Ламбино на секунду оторвал глаза от глубоких складок на животе копа, обтянутых майкой, словно второй кожей. Ему вдруг подумалось: «За какие-то несколько недель — столько несчастных случаев и странных смертей, которые никто не в состоянии объяснить… Не слишком ли это много для такого маленького городишки, как Оруэлл? Явно слишком…»

Бен удивленно взглянул на громадный труп, нижняя часть которого находилась в камере. До Ламбино дошло, что он вроде бы что-то услышал. Какой-то звук? Но ведь он здесь один! Бен смотрел на возвышавшийся холмом живот покойника и не мог понять, в чем дело. Он сделал шаг и… Вот опять! Звук от его движения смешался… с чем? Ламбино огляделся. «Послышалось? Не уверен». С минуту Бен постоял, прислушиваясь, и вновь ему почудилось, что он услышал… что? Было непонятно, откуда шел звук, но это было похоже… то ли на чавканье, то ли на шуршание. В общем, что-то вроде этого. Бен вдруг осознал, что находится в окружном морге совершенно один и к тому же не совсем трезв. Он не был суеверен, да и слабонервным его вряд ли можно было назвать, но тут ему стало не по себе. И захотелось уйти. Уйти подальше от этого мрачного здания, уйти куда угодно, только бы никогда больше не возвращаться сюда. И черт с ней, с работой, которую он потеряет! Слух опять уловил нечто. Может, зря он выпил банку «Будвайзера»?