Лилипут

— Прости старину Бена, Гэл. — Ламбино буквально заставлял себя произносить эти слова. Ему казалось, что это заставит прозвучать снова странный, неясный звук, шедший словно ниоткуда — во всяком случае, Бен не имел ни малейшего понятия, с какой стороны он доносился. — Спи спокойно и… Мы с хозяином… всегда считали тебя честным малым. Прощай!

Бен задвинул труп, закрыл камеру и уставился на дверцу. Как вообще такая груда мяса поместилась сюда? Даже номер двадцать четыре не подходил под габариты умершего Хокинса. В конторе не нашлось простыни, чтобы накрыть полицейского. Клинг, по-видимому, не догадался использовать несколько простынь (а может, ему было не до этого) и оставил тело непокрытым. Подобное случилось впервые. Заставив себя повернуться спиной, Бен нетвердым шагом вышел из морга.

Усевшись на обшарпанную кушетку, Бен Ламбино облегченно вздохнул. Черта с два он пойдет еще хоть раз посмотреть на свеженького покойника, какие бы чудеса про них ни болтали в городе! Бен расстегнул ворот рубахи, ему было жарко от перенапряжения. Он почувствовал, что хмель почти прошел, но никаких неприятных ощущений пока что не было. Да и вообще — его как-то не очень-то и волновало, что придется еще довольно долго сидеть без алкоголя. Беспокойство, еще более сильное, чем то, что погнало его на улицу в надежде встретить кого-нибудь, кто принес бы ему пива, не покидало Бена. Он встал с кушетки и принялся расхаживать взад-вперед. Что-то было не так, какое-то смутное предчувствие медленно, но неуклонно заполняло его душу. Он не находил себе места, и это само по себе уже было странно. Обычно старина Бен относился куда спокойнее и равнодушнее к чему бы то ни было. Но сейчас он просто не находил себе места, все шагал и шагал, потирая свои потные и холодные руки. Может, позвонить Арделии или еще кому-нибудь из соседей, послушать их вздохи и причитания? Нет, вряд ли сейчас он способен с кем-то разговаривать. Он вообще ничего не может сейчас делать, даже полежать без движения. Бен Ламбино не хотел признаваться самому себе, что душевное равновесие придет, только если он покинет похоронную контору и уйдет к чертовой матери! Что его так испугало? Какой-то звук? Но ведь в морге никого нет, кроме мертвого Хокинса! «Тебе показалось, старина Бен, показалось. Это был последний фокус пива, смешавшегося с виски. И только. Если не веришь, иди проверь. Вытащи снова труп из камеры, постой и послушай. Сейчас ты почти трезв и вряд ли услышишь какой-то звук». Эта мысль немного успокоила Бена. Да, он чувствует себя неуютно именно потому, что его уши уловили что-то странное. Но он, без сомнения, был тогда пьян. Час назад. Сейчас он вспоминает случившееся, как сон. С одним «но»: это был не сон. Бен опускается на кушетку, ноги словно налиты свинцом. Он чувствует, что совершенно вымотан. Самое время прилечь, может быть, даже попытаться заснуть, однако уставший мозг не в силах освободиться от дурных предчувствий, мучающих его.

«Да, дружище Бен, ты стареешь, стареешь, стареешь. Какая-нибудь ерунда попадет в твою дурную башку — и ты уже готов, не можешь взять себя в руки. На самом деле никаких звуков, ни чавкающих, ни царапающих, ни шуршащих, в морге раздаваться не может, ведь там одни покойники. А сейчас там один мистер Хокинс, и ты, старина Бен, ослышался. Говорила же тебе Арделия, что ты слишком часто приходишь на работу нетрезвый. Мистер Клинг с его страхами — это одно, а вот когда тебе начинают мерещиться звуки — это совсем другое». Сейчас он трезв. Да и то сказать: поглядишь на Гэла — сразу протрезвеешь. Ну и времени прошло немало. Бен ерзает на кушетке, как будто сел на горячую сковороду. Проблема (он был в этом уверен) исчезнет сама собой, стоит только пойти еще раз взглянуть на труп. И… успокоиться. Пожалуй, он так и сделает.

Бен поднялся и подошел к двери, но… Как же ему не хочется туда идти! Он упирается лбом в стену, засунув руки в карманы. Чувство, что вокруг него что-то не так, не покидает Бена. Он не помнит, подсказывала ли ему интуиция когда-нибудь что-нибудь толковое или нет. Но сейчас его словно что-то держит и не пускает в пропахшее дезинфекцией и смертью помещение, где находится один-единственный труп громадных размеров. Одновременно его тянет туда, точно магнитом, его мозг как будто разрывается надвое. Бен бормочет себе под нос проклятие и смачно сплевывает на пол. Так и быть, он еще разок «полюбуется» Хокинсом, потом вернется и заляжет спать. Это самое лучшее лекарство от головной боли, вызванной похмельем.

3