Лиловые орхидеи

Я шлепаю в своих балетках и думаю о том, что жизнь с каждым днем налаживается.

Прочитав приглашение, которое легко могло бы составить конкуренцию приглашению на свадьбу какой-нибудь знаменитости, я всю дорогу домой размышляю о том, что именно подразумевается под «маргаритами для мам» на дне рождения восьмилетнего мальчика.

Я рада, что познакомлюсь с женщинами моего возраста. То есть, положа руку на сердце, большинство из них старше меня. Может, поэтому они так странно на меня смотрят, когда я привожу Мэддокса, – потому что я моложе? Ну или из-за штанов для йоги.

Гэвин очень старается включить меня в свою жизнь здесь. Но не считая меня и Мэддокса, больше всего времени он проводит со Скоттом, своим партнером и лучшим другом – и закоренелым холостяком. Слава богу, что у меня появилась Анджи! За последние несколько недель мы дважды вместе обедали и сразу поладили. Мы обходили стороной все, что связано с Карен, и говорили в основном об их продюсерской компании и моих книгах. К концу нашего второго совместного обеда она убедила меня разрешить ей показать пару моих книг сценаристам.

Так что, радуясь своей дружбе с Анджи и приглашению на вечеринку, я чуть ли не вприпрыжку забегаю в вестибюль нашего дома. И замираю на месте, когда вижу, кто сидит в холле.

Карен Макбрайд.

Глава 42

В ту же секунду, когда я захожу в дверь, Карен встает и направляется ко мне. Это не совпадение. Она пришла ко мне. Я поднимаю руку, чтобы ее остановить.

– Меньше всего на свете я хочу тебя видеть. Уж лучше бы меня навестила моя преследовательница.

Я иду дальше к лифтам, надеясь, что если я не буду обращать на нее внимания, она уйдет. Я вызываю лифт и складываю руки на груди в нетерпеливом ожидании. Наконец двери лифта открываются, я захожу внутрь и слышу, как Карен выкрикивает у меня за спиной:

– Я беременна от Гэвина!

Ярость зарождается у меня в ступнях, поднимается по моему телу вверх и завладевает мной – я поднимаю руку и не даю дверям лифта закрыться. Потом выхожу из лифта, беру Карен за локоть и мягко, но твердо тащу ее мимо почтовых ящиков – после ее публичного заявления все взгляды прикованы к нам. Я вывожу ее через боковую дверь во внутренний дворик с видом на воду. Я сурово смотрю на нее, мои глаза горят от гнева.

– Что ты пытаешься провернуть на этот раз? – спрашиваю я.

Она самодовольно улыбается:

– Он тебе ничего не сказал, да?

Не сказал мне? Гэвин об этом знает? Она действительно беременна? Волна тошноты поднимается у меня в животе, кажется, я побледнела, а она продолжает:

– Это правда, – говорит Карен. – Мы пытались забеременеть почти год, пока ты не появилась и все не испортила.

– Я слышала другую версию, – говорю я, стараясь сохранять спокойствие, хотя все внутри меня так сильно дрожит, что меня в любую секунду можно стошнить прямо на туфли этой стервы.

– Ну разумеется.

Карен садится на железную скамейку, делая вид, что ей это очень нелегко, хотя под ее сшитым на заказ нарядом еще не видно никакого животика. Она скрещивает загорелые стройные ноги.

– Пора бы тебе уже перестать верить всему, что тебе говорят, – говорит она и снова усмехается.

– Чья бы корова мычала, – выдаю я. – После всего твоего вранья тебе еще хватает смелости говорить, чтобы я не верила Гэвину?

Она пожимает плечами.

– Если честно, мне наплевать, кому ты веришь, – язвит Карен. – Правда заключается в том, что я на четвертом месяце беременности. И даже если Гэвин бросит меня, он не бросит своего ребенка. Сама подумай, Бэйлор. Он жаловался, что упустил семь лет с твоим ребенком. Ты правда думаешь, что он пропустит хоть минуту из жизни этого? Он вернется ко мне, как только увидит, каково это – держать на руках своего новорожденного ребенка. Мы вместе будем смотреть, как он делает свои первые шаги, как назовет его папой. Когда Гэвин почувствует, что значит связь с ребенком с рождения, – тогда он поймет, где на самом деле его место.

Она лезет в сумочку и достает черно-белый снимок с УЗИ.

– Вот.

Она сует мне снимок.

– Передай Гэвину, пусть повесит на холодильник. Это первая фотография его драгоценного ребенка.

Она встает и уходит, а я не могу пошевелиться и просто смотрю на изображение ребенка Гэвина. Другого его ребенка. Ребенка, которого он будет знать с рождения. Ребенка, который вполне может отнять его у нас с Мэддоксом.

Когда Гэвин приходит домой, я сижу на краешке кровати, а телефон лежит рядом. Я не пошевелилась с тех пор, как сообщила ему, что ко мне заходила Карен. Он не спросил зачем. Он не пытался мне позвонить. Он ответил только, что сейчас приедет, – и это подтвердило слова Карен, что он все знает.

Я все еще держу в руках снимок с УЗИ.

– Почему ты мне ничего не сказал? – спрашиваю я, мой охрипший от плача голос срывается.

Гэвин берет у меня из рук фотографию и смотрит на нее, затем сурово качает головой.

– Я надеялся сначала получить неоспоримые доказательства.