Лимонов против Жириновского

Сейчас я понимаю, что этот приезд в Москву в феврале 92-го оказался похож на приезд в Москву за четверть века до этого, в 1967! Тогда все мне было ново и интересно в столице! Юноша из провинции, я открывал для себя Москву искусства, мифологию контркультуры. Тогда в 1967-ом я познакомился с десятками впоследствии ставших знаменитыми художников, поэтов и писателей, подружился среди других с Ленькой Губановым и Веней Ерофеевым, с Кабаковым, Яковлевым, Евгением Леонидовичем Кропивницким, чтобы тотчас вступить с ними в творческую конкуренцию. Я носился в те годы как на крыльях по незнакомому городу… Помню свой ослепительный энтузиазм тех лет, жадно пожирал я новых для меня людей. Точно с таким же мощным энтузиазмом в феврале 92-го через четверть века набросился я на Москву политическую. И подобно тому, как в Москве 60-х годов меня интересовала контркультура, в Москве 90-х меня интересовала политическая оппозиция. И только она! Никакие серокостюмные мальчики Шахраи и иже с ними меня не интересовали. Виктор Анпилов меня интересовал! Влюбленный в свое время в Леньку Губанова — поэта, я дрался с ним дважды. Один раз в ответ на его злобное замечание, чтоб я убирался в свой Харьков, я ударил его бутылкой по голове, он же позднее набросился на меня со своими дружками и избил. То есть это была любовь-ненависть.

Анпилов восхитил меня своим якобинством и целостностью характера. И восхищает до сих пор. В известном смысле он — поп-звезда красных митингов, запросто управляет он многотысячными митингами, приводя даже немолодых людей в истерику. Он умеет, если хочет, опустить толпу до детского возраста, как бывалая рок-звезда. На митинги «Трудовой России» взрослые мужики и бабы приходят в красных галстуках, пилотках, с красными флажками в руках. При появлении Анпилова они визжат и закатывают глаза, как пятнадцатилетние провинциальные девочки на концертах покойного идола русской молодежи Виктора Цоя. Они — старшее поколение, реагируют на Анпилова как на рок-звезду, именно так, он их красный идол. Он возвращает их в молодость, в жизнь, в борьбу, дает им почувствовать вкус жизни и борьбы, а они за это воздвигли его в идолы.

Как было когда-то и с Губановым, я ставлю себя на место Анпилова. Я был в пяти шагах от него, когда, взобравшись на капот автомашины у ступеней, ведущих в здание Останкино, произнес он свою, оказавшуюся последней, политическую речь в 19 часов, 3 октября. Я лежал вместе с ним под пулями, чем горжусь.

Когда дубовые головы «интеллектуалов» недоумевают, почему мне интересна политика, я поражаюсь их дубовой нечувствительности. Русская политика так же чувственна, романтична и героична, как русская поэзия. Тот, кто не чувствует героической стихии митингов, демонстраций, стычек с вооруженными псами-рыцарями из ОМОНа, кого никак не колышут народные шествия, флаги, крики, речи, столкновения, борьба, кровь, пролитая в этой борьбе, — тот просто биологически неполноценен. В таком человеке отсутствует азарт, вдохновение, перец и соль, — он безжизненен, — кусок мыла, а не человек.

Бутерброд с садом

(«Потом, в другой раз, он к себе пригласил»)

С Архиповым мы договорились увидеться на демонстрации в День Армии 23-го, Жириновский с партией должны были («как всегда», — сказал Архипов) выступать со своего грузовичка в районе Пушкинской площади. «Приходите, я вам принесу шубу, а то вы в своем бушлатике парижском окоченеете», — сказал мне Архипов по телефону, и заботой этой тронул меня, признаюсь. Встретиться же нам 23-го не удалось, так же как не встретился я и с полковником Алкснисом до этого на площади Маяковского. (Алкснис договорился, что мне дадут слово). Но все наши планы оказались спутанными, ибо в последний момент демонстрацию и митинг запретили. Площадь Маяковского оказалась оцепленной тысячами милиционеров и ОМОНовцев. Произошло первое столкновение оппозиции с демократическим ОМОНом, я описал подробно «Битву на Тверской» в книге «Убийство Часового». В той битве меня ударили дубинкой по голове и по ребрам, но я уверен, что и я успел приложиться к паре враждебных голов. Как бы там ни было, в тот день мы не встретились.

Я уже разобрался немного в симпатиях и антипатиях внутри оппозиции. Владимира Вольфовича явно избегали. На большинстве митингов он парией произносил речи с грузовичка, поставленного в сторонке от общей сцены, но рядом. Обиженно и с горечью описывает тот же Архипов другую, не в День Армии, но мартовскую демонстрацию, но я уверен, что так бывало всегда, и до и после.