Лимонов

Перед вторым туром выборов (в промежутке у Ельцина случился инфаркт, который его окружение тщательно скрывало) надо было объяснить однопартийцам, за кого голосовать, и тут Лимонов удивил их еще раз, изложив теорию, согласно которой чем больше страна погружается в хаос, тем ближе революция. Следовательно, надо отдавать голоса Ельцину. Эта политическая эквилибристика обернется для Эдуарда слухами о том, что, несмотря на провокативность его поведения, он на самом деле подкуплен Кремлем, и данный эпизод в конечном счете приведет его к выводу, что парадоксов в политике следует избегать. Широкие массы не чувствуют нюансов, и Мein Kampf

– прекрасное тому подтверждение.

В целом же вся предвыборная суета оставляет ощущение, что у Эдуарда едет крыша, и это на самом деле – правда, потому что от него только что ушла Наташа.

Мне мало что известно из подробностей и мотивов ее ухода, а книги Эдуарда, описывающие этот период, содержат гораздо меньше интимных переживаний, чем романы, написанные в молодости. И все же впечатление такое, что он реагировал на эту потерю так же бурно, как некогда на уход Елены. В одном довольно бредовом тексте, написанном по горячим следам, он рассказывает о последних годах из тринадцати лет их совместной жизни, подавая сюжет «в философском и мистическом духе» – здесь чувствуется влияние Дугина, с которым в тот момент их пути еще не разошлись. Эдуард описывает волнующие совпадения, вещие сны, безумные галлюцинации и даже весьма малоубедительную встречу с дьяволом на московских улицах. Напомним, что речь идет о человеке трезвого ума, скептически воспринявшем роман «Мастер и Маргарита». Он посещает ясновидящую, которая ему сообщает, что в предыдущей жизни он был тевтонским рыцарем, а Наташа – гулящей женщиной, которую он защищал. Эта интерпретация представляется ему блестящей. Да, он ее защищал, как доблестный рыцарь. Он был ей верен, как и Елене, а она его предала, как и Елена. Он пытается убедить себя, что она его недостойна, старается внушить себе презрение к ней, но совладать с собой не может. Бесконечно бродя по улицам в удушающей жаре московского лета, чуть не падая от изнеможения, он рисует в сознании картины ее прекрасного тела: большие руки с гибкими, как на шарнирах, выгнутыми пальцами, белая, слегка опавшая грудь, интимное место всегда влажное, всегда готовое принять его член и – увы! – других мужчин тоже. Она возбуждала его так, как ни одна женщина в жизни, исключая Елену. Он вспоминает, как в их маленькой квартире на улице Тюренн она, с мечтательным выражением на лице, не вынимая изо рта сигареты, мастурбировала, сидя нагишом на унитазе. А он, лежа на матрасе, смотрел на нее из комнаты через открытую дверь. Он вспоминает тот день, когда он вернулся домой после катастрофической избирательной кампании: она лежала поперек кровати пьяная в дым и, ощутив его присутствие, пробормотала: «Ругаться будешь потом, а сейчас трахни меня». Дугин постоянно повторяет ему одну поучительную фразу из Ницше, которую интеллигентные друзья любят цитировать нам в подобных обстоятельствах: «все, что нас не убивает, делает нас сильнее», но все впустую: Эдуард страдает безумно. Он готов жизнь отдать за то, чтобы еще хоть раз войти в тело этой великолепной и пропащей певицы, алкоголички и нимфоманки, существа, живущего за гранью допустимого и вечно балансирующего над пропастью, у которого – думает он – имелся невероятный шанс быть женой Эдуарда Лимонова, и оно оказалось настолько дерзким, что этот шанс отвергло.

Этот период полубреда закончился сразу после выборов, которые, в результате массовых фальсификаций, принесли победу Ельцину. Однажды вечером, когда Эдуард в одиночестве возвращался домой, на него напали трое каких-то типов. Его повалили на землю и били ногами по лицу и по ребрам. Убивать не хотели: хотели бы – убили, но предупреждение оказалось серьезным. Он пролежал восемь дней в больнице и едва не потерял глаз.