Лимонов

Политику они приватизировали тоже. Мой отважный брат Пол Хлебников написал книгу, где в подробностях изложил историю восхождения Березовского и назвал ее «Крестный отец Кремля», что в полной мере отражает реальность. Триумф Березовского не был скрытным. Самый скандальный из олигархов не упускал случая, чтобы напомнить всем, что власть в стране принадлежит ему, что именно ему дряхлый царь обязан тем, что остался на троне, и, следовательно, он, Березовский, может делать все, что захочет. Оппозиция слаба и раздроблена, народ в ступоре, Эдуард в бешенстве, потому что не знает, куда направить клокочущую в нем энергию. То, что ему намяли бока, его не успокоило. Место Наташи заняла Лиза, двадцатидвухлетняя девочка-панк, очаровательная и изящная, похожая на Анн Парийо из фильма «Никита»: от Эдуарда она без ума. Однако ни новая любовь, ни издаваемая им полуподпольная газета, ни его книги не соответствуют тому, как он представляет себе собственную судьбу. «Если художник – пишет он, – не приходит в конце концов к отрицанию индивидуализма, к пониманию того, что нужна сверхчеловеческая величина, партия или религия, которой он мог бы стать частью, то такой художник остается карликом навсегда. Его ждут тусовки, телешоу, пьянки, пошлость, пустота и заурядная смерть от инфаркта или рака простаты». Что касается религии, то ее он оставляет на потом. Партия у него уже есть. Он не знает, что с ней делать, но это все же кое-что, это – сила, и, чтобы оценить ее масштаб, он решает организовать съезд.

Они пришли, они все здесь. Нет, конечно, не все, в России их 7000, приехали же несколько сотен, зато отовсюду, как на рок-фестиваль. Самые нетерпеливые из делегатов появились на несколько дней раньше, кто-то расположился в бункере, для остальных нашли место в рабочем общежитии. Это было непросто. Так же непросто оказалось и снять зал для съезда. Владельцы помещений все как один сначала соглашались, а на следующий день отказывали: надо полагать, власти им объясняли, что этого делать не нужно. До последнего момента организаторы опасались худшего: что съезд сорвут по какой-нибудь причине, или объявят о заложенной бомбе, или устроят провокации, или запретят без всяких объяснений. Но худшего не случилось, съезд открылся, Эдуард поднимается на трибуну, над которой укреп лен огромный постер с изображением Фантомаса: лидер счастлив. Вот уже три года, как он с группой активистов, не жалея ни сил, ни времени, таскает на вокзалы только что отпечатанные тиражи своей газеты для отправки в другие города, и вот результат: реальные люди, соратники.

Они, конечно, не Зигфриды, как мечталось Дугину, а дремучие, прыщавые, провинциальные подростки, с бледной кожей в красноватых пятнах. Они колоннами маршируют по улицам, а если случится зайти в кафе, то считают копейки и, смущенно потупившись, заказывают один коктейль на четверых: бедные клиенты, которые боятся выглядеть смешными и из страха вызвать насмешки показывают зубы. Не встреть они Эдуарда, быть бы им алкоголиками или преступниками. Он придал их жизни смысл, стиль, снабдил идеалами, и теперь они готовы умереть за него. А он ими гордится. Он гордится, что теперь среди них есть девочки, которые, как отметил Захар Прилепин, или очень хорошенькие, или совсем некрасивые, середины нет, но и самых некрасивых встречают приветливо, а самая хорошенькая принадлежит ему, высокая и гибкая Лиза с наголо остриженной изящной головкой. Она смотрит на него с любовью, а он, стоя на трибуне, говорит, чувствуя, как из зала накатывают волны обожания.