Лингвистическая психотерапия

Коннотативные и метаязыковые смыслы имеют латентный характер (Барт пишет, что они паразитируют на словах и выражениях естественного языка), они множественны и "летучи" – могут с легкостью изменяться, переходить друг в друга; зачастую коннотативная семантика полностью преобразует первичный смысл высказывания или текста. В силу своей изменчивой природы такие дополнительные, добавочные значения и смыслы открывают громадный простор для ничем не стесненного семиозиса. Именно учет коннотативной семантики лежит в основе весьма эффективного способа терапевтического воздействия, основанного на бартовской парадигме текстового анализа (см. 31, гл. 9).

Метаязыковый уровень дискурса образует "сплошную нерасчлененную массу", миф

, который, по мнению Барта, выполняет в современном обществе идеологические функции. "Идеология как таковая воплощается с помощью коннотативных означающих, различающихся в зависимости от их субстанции. Назовем эти означающие коннотаторами

, а совокупность коннотаторов – риторикой

: таким образом, риторика – это означающая сторона идеологии" (7, с. 316). Барт показывает, что идеологические образования имеют характер мифа. Мифологические структуры коренятся в коннотативной семантике дискурса. Коннотативные смыслы образуют элементы, узоры структуры, невидимость которых отнюдь не отменяет их действенности. Проведенный Бартом анализ современных мифов, точнее – мифосозидающей функции нынешнего массового сознания показал, сколь важное место в этом процессе занимает бессознательное.

Функциональное назначение такой мифологизации действительности является двояким. С одной стороны, бессознательно миф направлен на деформацию реальности и имеет целью создать тот образ мира, который совпадал бы с нереалистическими ожиданиями носителей мифологического сознания; с другой – миф чрезвычайно озабочен сокрытием собственной идеологичности. Как указывает Р.Барт, всякая идеология хочет, чтобы ее воспринимали не как одну из возможных точек зрения на мир, а как единственное (ибо единственно правильное) его восприятие. Имплицитный, само собой разумеющийся характер мифологизации реальности связан с тем, что социально-политический миф, как и любой другой, “стремится выглядеть не “продуктом культуры“, а “явлением природы“; он не скрывает свои коннотативные значения, он их натурализует и потому вовсе не случайно паразитирует на идеологически нейтральных знаках естественного языка: вместе с наживкой, которой служат эти знаки, он заставляет потребителя проглатывать и крючок идеологических смыслов“ (7, с.18).

Формируемая мифом модель мира есть еще одна форма объективации психической реальности как всего, что кажется людям реальным или несет в себе силу реальности. Мифологизация действительности с легкостью и незаметно для субъекта трансформирует любую объективную картину событий. Миф “бесконечно суггестивен“, подчеркивает Барт, – у мифа, как известно, имеются формальные границы, но нет субстанциальных. Мифом может стать все, что покрывается дискурсом. Любые, самые фантастические представления о реальности могут явно или скрыто опосредовать мировоззрение и мировосприятие. Однако в качестве субститута смысла любая мифологема обладает чувственной реальностью, ведь мифологическое мировосприятие – это древнейшая форма концептуализации действительности. Смысловое пространство мифа является завершенным, им постулируется определенная система представлений, он превращается в форму, форма же “не уничтожает смысл, а лишь обедняет, дистанцирует, держит в своей власти. Смысл вот-вот умрет, но его смерть отсрочена: обесцениваясь, смысл сохраняет жизнь, которой отныне и будет питаться форма мифа“ (7, с. 82).