Линия красоты

Он говорил о том, что называли «большим взрывом»: Ник не очень понимал, что именно произошло, видел только радостное возбуждение всех, у кого были хоть какие-то деньги, и предполагал, что и сам может получить от этого какую-то выгоду. Замечание лорда Кесслера окончательно убедило его, что в деловом мире в самом деле происходит что-то необыкновенное и очень радостное.

Сверток развязала и развернула Рэйчел; Ник нависал над ней, словно это был его подарок — трудно сказать, получал он его или дарил, ибо его обуревал двойной восторг щедрости и обладания. Когда Рэйчел извлекла из свертка небольшую картину, Ник закусил губу, чтобы не вскрикнуть. Он твердо решил молчать.

— Боже мой… — проговорила Рэйчел восхищенно, но без удивления — демонстрировать удивление она считала вульгарным. — Очаровательно! — И подняла картину, чтобы все на нее посмотрели.

— М-м… — промычал Лайонел, улыбаясь мудрой улыбкой человека, сделавшего хороший выбор.

— В самом деле, вы слишком добры… — пробормотал Джеральд и уставился на картину, надеясь, что кто-нибудь ему объяснит, что это такое.

Это был пейзаж, примерно девять дюймов в ширину и двенадцать в вышину, написанный одними лишь вертикальными мазками тонкой кисти, так что казалось, что трава и деревья чуть колышутся в легком ветерке весеннего утра. На переднем плане лежала на траве черно-белая корова, чуть поодаль разговаривали женщина в белой шали и мужчина в широкополой коричневой шляпе. Рама была простая, без всяких украшений, блестящая тусклой позолотой.

— Здорово! — сказал Тоби.

Кэтрин, разглядывавшая картину так, словно пыталась обнаружить какой-то подвох, сказала:

— Это ведь Гоген, правильно?

И в тот же миг Ник, не в силах больше молчать, сказал:

— Это Гоген.

— Очень хорош, правда? — сказал Лайонел. — Это «Le Matin aux Champs»[18], миниатюрная версия полотна в Брюсселе. Увел ее, можно сказать, из-под носа у владельца «Сони». Мне показалось, для него она маловата. Не та картина, на которую стоит тратить деньги. — И Ник рассмеялся вместе с ним, словно был не меньше осведомлен о вкусах владельца «Сони».

— Нет, Лайонел, в самом деле… — Джеральд моргал и встряхивал головой, давая всем понять, что производит подсчет в уме. — Это да еще серебро…

Кэтрин тоже потрясла головой и сказала:

— Ничего себе!

Ее реплика прозвучала скорее обвиняюще, как будто она стыдилась, что на подарки потрачено столько денег.

Картина переходила из рук в руки; каждый улыбался, вздыхал, поворачивал ее к свету и передавал дальше с неохотой, словно зачарованный чувством обладания.

— А куда же мы ее повесим? — поинтересовался Джеральд, и Ник поспешно засмеялся, чтобы заглушить эти слова — они прозвучали грубовато и без особой благодарности.

В это время внизу хлопнула дверь, и Рэйчел вышла взглянуть, кто пришел.

— Поднимайся наверх, дорогая, — окликнула она и, вернувшись в гостиную, объяснила: — Это Пенни.

— Вот, пусть она нам скажет, что об этом думает! — произнес Джеральд, словно обрадовавшись, что Пенни может быть хоть чем-то полезна, и поставил картину на рояль, лицом к Листу.

— Пенни? — переспросила Кэтрин. — А что она может сказать? Она же ничего не понимает в живописи! — И покорно рассмеялась, понимая, что сегодня — не ее день.

— Ну… — протянул Джеральд, — ну, она же как-никак дочь художника!

И потянулся за шампанским. Когда появилась Пенни, он уже ждал ее с полным бокалом.

— Добрый день, Пенни, — поздоровалась Рэйчел своим обычным тоном — ласково, покровительственно и чуть холодновато.

— Мои поздравления вам обоим, — проговорила Пенни.

Держалась она, как всегда, по-деловому, мягко, но решительно отвергая любые попытки отнестись к ней как к юной и несмышленой девушке — напротив, благодаря деловому стилю она казалась старше беззаботного и забывчивого Джеральда.

— Честно говоря, я хотела сегодня заняться дневником.

— Дневник подождет, — торжественно объявил Джеральд и протянул ей бокал. — Посмотрите-ка, что подарил нам лорд Кесслер!

Нику бросилось в глаза, что Джеральд сознательно избегает поводов ее поцеловать.

— Это Гоген, — пояснил Джеральд, и, переврав название, добавил: — «Le Rencontre aux Champs»[19].

Все снова вежливо уставились на картину.

— Она мне напоминает наши чудные прогулки во Франции, — заметил Джеральд.

— Да, в самом деле, — сказала Рэйчел.

— Совсем не похоже, — сказала Кэтрин.

— Ну, не знаю, — сказал Джеральд. — По-моему, очень похоже. Представь себе, что это твоя мать идет, например, в Подьё, и встречается… ну, хотя бы с Ником.

— Похоже, я одолжил шляпу у Салли Типпер, — вставил Ник, польщенный тем, что его поместили на картину.

— Может быть, — неприятно улыбнувшись, сказала Кэтрин, — но дело в том, что эти люди — крестьяне, правда, дядя Лайонел? Вы же знаете, эта картина написана в Бретани, куда он уехал, как сам говорил, прочь от развращенности и порочности буржуазной жизни большого города. Эта картина говорит о лишениях и нищете.

— Совершенно верно, милая, — согласился Лайонел, которого подобные ламентации не трогали. — А закончив картину, он отослал ее на продажу в развращенный буржуазный Париж.