Линия красоты

Что ж, раз он не может быть с Лео, интересно будет повидать что-то новое. Джеральд вел «Рейнджровер» по шоссе А-40 на стабильной средневысокой скорости, словно сопровождаемый невидимым полицейским эскортом. Скоро, однако, они въехали в район нескончаемых дорожных работ, которые теперь велись повсюду. Вокруг лежали пригородные поля, плоские и скучные. Ник терпеливо смотрел в окно на изрытые экскаваторами обочины, на бетонные конструкции непонятного назначения, а за ними — пустыри, где местные парни носились кругами на забрызганных грязью мотоциклах в здоровом деревенском презрении к самой идее путешествия за пределы отведенного круга. Им плевать на карнавал, они никогда не слышали о Хоксвуде и, наверное, даже не думают, что сегодняшний день можно было бы провести где-то еще.

«Рейнджровер» наконец выехал на новое шоссе — и тут же оказался в пробке, растянувшейся не меньше чем на милю.

Как обычно, Ник почувствовал, что должен как-то сгладить ситуацию.

— Интересно, где мы сейчас, — заговорил он. — Уже в Мидлсексе, наверное?

— Да, наверное, в Мидлсексе, — ответил Джеральд. Он терпеть не мог ждать.

— Не повезло, — заметила Елена.

— Ну… — пробормотал Ник, смущенно улыбнувшись, словно надеялся и в пробке найти что-то хорошее.

Он знал, что Елена ждет праздника с беспокойством, не совсем понимая свою роль на вечере. Она уже задала пару вопросов о Фейлзе, новом дворецком Лайонела Кесслера; молчаливо предполагалось, что между ним и Еленой должны завязаться какие-то неопределенные отношения.

— Мы уже опаздываем, — заметил Джеральд. — Если Лайонел собирается кормить нас обедом, думаю, стоит остановиться где-нибудь и позвонить.

— Лайонел в обиде не будет, — ответила Рэйчел. — Ничего страшного, подержит горшок на огне.

— Хм… — протянул Джеральд. — Честно говоря, слова «Лайонел» и «горшок» друг с другом как-то не сочетаются.

В этой шутке чувствовалось и беспокойство перед предстоящей встречей, и уважение к титулу шурина.

— Все будет хорошо, — негромко, успокаивающе промолвила Рэйчел.

И в самом деле, машины двинулись с места, и к Джеральду вернулся его обычный оптимизм.

Ник на заднем сиденье думал об имени Лайонел. Как и Лео, это имя происходит от слова «лев»: но Лео — большой живой лев, а Лайонел — маленький, геральдический.

Пять минут спустя движение снова остановилось.

— Гребаные пробки! — пробормотал Джеральд.

Елена заерзала на сиденье.

— Как хочется поскорее увидеть дом! — с отчаянной бодростью в голосе воскликнул Ник.

— Не тебе одному, — заметил Джеральд.

— Да, милый старый дом… — с тихим полувздохом-полусмешком откликнулась Рэйчел.

Ник сказал:

— Не знаю, может быть, вам он не нравится. Вы ведь там выросли, и для вас, должно быть, все по-другому… — Но тут сам почувствовал, что перегнул палку.

— Не знаю, — призналась Рэйчел. — В самом деле не знаю, нравится он мне или нет.

— Ты, наверное, хочешь сказать, — предположил Джеральд, — что Хоксвуд делает Хоксвудом его обстановка. А сам дом, на мой взгляд, просто викторианское чудовище.

— М-м…

В словаре Рэйчел «м-м…» или суховатое «м-да?» несли в себе ноту удивления и раздумчивого несогласия. Ник восхищался аристократической экономичностью ее речи, ответами, не выражающими ничего, кроме слабых намеков на согласие или несогласие, и мечтал овладеть этим искусством. Манера речи Рэйчел была настолько несхожа с энергичной болтовней Джеральда, что порой Ник спрашивал себя, как Джеральд ее понимает.

Вслух он сказал:

— Думаю, мне понравится и дом, и обстановка.

Рэйчел бросила на него благодарный взгляд, но промолчала, и Ник почувствовал себя чуточку неловко. Должно быть, трудно оценивать дом, который ты знаешь всю жизнь. Тем, что тебе принадлежит, просто наслаждаешься, не чувствуя нужды давать ему характеристики.

— Знаешь, — сказала она, улыбнувшись Нику, — у нас там много картин. Есть современные, есть и старинные.