Линия красоты

— Ну что ж, — сказал лорд Кесслер, — спален у нас в доме множество, все подготовлены к приему гостей, а на случай, если все же не хватит, Фейлз зарезервировал номера в «Лисах и гончих» и в «Коне и конюхе». И там и там, как я слышал, все очень пристойно. А на деликатные моменты я готов закрыть глаза.

Лорд Кесслер никогда не был женат, однако и ничего гомосексуального в нем не чувствовалось. С молодыми людьми, с которыми сталкивала его светская жизнь, он обходился подчеркнуто вежливо, но безразлично.

— В конце концов, — добавил он, — премьер-министра у нас сегодня не будет.

— Точно, премьер-министра не будет, — подтвердил Джеральд с таким видом, словно госпожа премьер-министр получила приглашение, но не смогла прийти.

— Да оно, пожалуй, и к лучшему.

— В самом деле, — добавила Рэйчел.

Джеральд шутливо запротестовал и добавил веско, что ожидает прибытия многих важных лиц, например министра внутренних дел.

— Ну, с ними мы справимся, — ответил лорд Кесслер и позвонил в колокольчик, вызывая слугу.

После обеда Нику показывали особняк — просторные залы, безупречно чистые и прибранные, с особым сухим запахом богатого деревенского дома в летний день. Ник бывал в похожих домах в детстве, в окрестностях Барвика; порой отец брал мальчика с собой, когда его просили завести громоздкие стенные часы — но те дома были старше, дальше от Лондона, в них пахло собаками и сыростью. Здесь же царил викторианский дух сытой роскоши: повсюду картины, гобелены, керамика, антикварная мебель — по сравнению с этим домом тот, что на Кенсингтон-Парк-Гарденс, казался почти аскетичным. Мебель была в основном из Франции, и потрясающего качества. Ник то и дело отставал, чтобы повнимательнее осмотреть то или другое, и говорил, чуть задыхаясь от сладкого волнения: «Вот этот эскритуар времен Людовика XV — удивительная вещь, правда, сэр?» Отец в детстве, перед тем, как брать его с собой в особняки, объяснил, что к лордам нужно обращаться «сэр», и Ник всякий раз с трепетом ждал, что, пока папа заводит часы, из соседней комнаты вдруг возьмет да и выйдет настоящий лорд.

Лорд Кесслер оглядывался, возвращался к нему.

— Да, — говорил он с улыбкой. — Совершенно верно. Изготовлен для маркизы де Помпадур.

— Потрясающе!

И оба любовались письменным столом из палисандра, с гнутыми позолоченными ножками. Лорд Кесслер открывал ящик, в котором тускло блестел какой-то фарфор, снова закрывал.

— Я смотрю, вы разбираетесь в мебели.

— Немного, — скромно ответил Ник. — У моего отца антикварный бизнес.

— Да, и отличный, процветающий бизнес, — вставил Джеральд с такой энергичной благосклонностью, словно Ник признался в родстве с мусорщиком. — Он мой избиратель, так что я хорошо его знаю.

— Тогда вам стоит приглядеться ко всему, что здесь есть, — заметил лорд Кесслер. — Такого вы нигде больше не увидите.

— В самом деле, Ник, смотри внимательно, — подхватил Джеральд. — Этот дом никогда не открывается для публики.

Потом лорд Кесслер повел его в библиотеку, где книжные шкафы смотрелись куда внушительнее книг. Впрочем, и книги — огромные, темные, с тяжелой позолотой заглавий на корешках — выглядели роскошно, сразу чувствовалось, это какие-то особые книги, не из тех, что Ник держит в руках каждый день. Лорд Кесслер открыл застекленную клетку и извлек один огромный том — «Fables Choisies de La Fontaine»[2] в зеленовато-коричневатом кожаном переплете с золотым тисненым узором из причудливо переплетенных листьев и завитков. Они стояли плечом к плечу, и Ник ощутил исходящий от лорда Кесслера приятный запах чистого белья и дорогого одеколона. Сам он взять книгу не осмелился — лишь бросил взгляд на фантастические страницы, населенные изящными слонами и львами. Лорд Кесслер показывал ему книгу быстро — не то чтобы с пренебрежением, но явно предполагая, что Ник не может оценить ее красоты и интересуется только из вежливости. На самом деле книга Ника потрясла, но он не осмелился беспокоить любезного хозяина просьбой разрешить ему ее посмотреть. Даже не понял, что это — жемчужина коллекции или одна из многих, взятая наугад.

У шкафа они помедлили еще с минуту. Ник увидел на полке Троллопа, «Как мы теперь живем», относительно скромное на вид издание; решился его достать, обнаружил экслибрис с гербом, далее страницы были не разрезаны.

— Что это вы там нашли? — благодушно поинтересовался лорд Кесслер. — A-а! Любите Троллопа?

— Честно говоря, не совсем, — отвечал Ник. — Мне всегда казалось, что он писал слишком торопливо. Помните, что Генри Джеймс говорит о нем и о его «бесконечных тяжелых томах свидетельских показаний по делу Англии»?

Лорд Кесслер уважительно помолчал, отдавая дань образованности Ника, затем заметил:

— Нет, Троллоп хорош. Очень хорошо пишет о денежных делах.

— А… да… — пробормотал Ник, сконфуженный вдвойне: во-первых, он ничего не понимал в денежных делах, а во-вторых, из чисто эстетического предубеждения так и не открывал Троллопа. — Честно говоря, я у него не все читал.

— Ну, вот эту вещь, конечно, знаете, — предположил лорд Кесслер.

— Да, эта очень хороша, — уступил Ник, вглядываясь в обложку.