Лёха

– Я есть официр Имперская служба труд! Вы есть арбайтен – работать на славу рейх, кто не арбайтен – тот повисайт на верьевка! Арбайт махт фрай – труд есть делать свобода! Труд во славу рейх под начало Имперская служба труд – это ваш шанс сделать карьеру и повысить жизненный уровень! Гибкий график, приятный коллектив, бесплатное пит… э-э-э… это не отсюда… «Вступай в ряды, крепи оборону и промышленность, работай, зарабатывай, богатей!», короче.

Потомок усмехнулся и коротко заржал как бы про себя. И бурят и артиллерист очень тревожно на него уставились.

– Чего? – спросил с недоумением их менеджер.

– Смеясса не нада! – уверенно и укоризненно заявил бурят.

Ему все это не нравилось, причем очень сильно. И то, что Семенова отпустил одного, и что времени потеряли много, и что эти двое городских самоуверенных обалдуев лезут к зверю в пасть и не понимают, чем это грозит, по глупости своей и легкомысленности городской. Чудом ведь не легли в этой дурацкой засаде, просто чудом, и дуралей с раненой рукой наделал ошибок одна другой толще, вместо мотоцикла остановив велосипеды. Провод-то по высоте был на мотоциклиста поставлен, потому там, где мотоциклист убился бы, эти двое только с велосипедов своих свалились. Да еще и выскочил наглец к слегка ушибшимся немцам даже без дубинки. С одной-то рукой! Чудом удалось победить, но вспоминать и рассказывать об этой победе бурят никому не собирался. Корявая вышла победа и нелепая. Нечем гордиться. Тем более что не ожидал Жанаев увидеть двоих немцев, довольно плотно наступавших на бледного Середу. Хорошо спинами стояли, и успел врезать по голове одному прикладом, сбив его с ног, но бил со страхом, что опять винтовку сломает, и получилось слабо. А второго проглядел, и снес его немец ударом кулака в нос, как мальчишку какого-то. И больно было и еще сильнее – обидно. А потом, когда вцепился в немецкую ногу, чувствовал, что не удержит: откормленый немец был, сильный, и пришлось зубами тому в мякоть вцепиться, как собаке какой. Нет. Нечем хвалиться и гордиться.

А эти дураки не понимают, куда и зачем идут. И это совсем плохо. И помочь нечем. Ну вот как им объяснить, что нельзя такими балбесами являться в село, где есть вооруженные люди? Их же моментально раскусят. И в одиночку Жанаев ни черта сделать не сможет, даже с пулеметом, тем более ему пулемет этот не знаком.

– Ржать кончай. Ты должен себя чувствовать как немец. С пивной серьезностью. Немцы – они с достоинством, солидные, все время на себя со стороны смотрят. Лучше пусть они тебя за спесивого дурака примут, чем проколют, кто ты есть. Нам тогда всем хана, и Семенову тоже. Понимаешь? Заржешь вот так в неудобный момент – и все, пиши пропало, касса закрыта, все билеты проданы!

– Да ладно вам! Это ж я здесь, там-то как себя держать, я понимаю! – начал отбрехиваться Леха.

– Ага, – сказал бурят с таким видом, что ясно было – не поверил.

– Да точно! Все, молчу и кроме «шване» и «шайзе», ничего не говорю, – обиделся потомок.

– Не дуйся! Шванн, к слову, – лебедь. А швайне – свинья; не путай. Нам надо, чтобы все было просто и быстро. А чтобы все было просто и быстро – надо хорошо подготовиться. Селяне быстро думать не умеют, ум у них неповоротливый. Зато память хорошая. Потому все неувязки запомнят, но проанализируют не сразу. Это надо использовать. Селянина надо грузить информацией, чтобы ему думать было некогда… – быстро заговорил Середа, облизывая сохнушие от волнения губы.

«…забивая маломощное ОЗУ. Но помнить, что кэш памяти у него безразмерный. Или правильно будет строго наоборот – крохотный кэш, но большой RAM», – перевел в более понятную ему терминологию менеджер; правда, не шибко уверенно, но поняв суть. А суть получалась такая – сразу весь объем инфы селянин усвоить не сможет, но все запомнит и потом обработает с очень точными выводами.

– В общем, должно получиться так: мы приходим, облапошиваем и уходим. А они там потом уже будут думать: «Слышь, Митрич, подь-ка сюды. Присядь. Вот смотри-кась, че-то я думаю, оно – не того. Не сходится». И пусть думают, мы уже ноги унесем – вот так надо сработать, – напористо и уверенно заявил артиллерист.

Лехе стало понятно в общих чертах, что да как с деревенскими. А вот городские, наоборот, сразу решают на лету. Но забывают, что было пять минут назад. И главное, потом сами могут и не вернуться к нестыковкам, пока их носом тыкать не начинают. И по Середе тоже видать, что горожанин, хотя из бывших деревенских вроде. И Леха тут же об этом сказал:

– Больно ты шустрый. Мне и поржать нельзя, а ты уже всех победил. Мысленно. Не, с таким настроением идти нельзя. Вдруг полдеревни говорит на немецком? Вдруг в доме старосты уже квартирует или там долечивается какой фашист? Вдруг покойные боксер и плешивый уже бывали в деревне и велосипеды их всем знакомы? Вдруг подъедут еще солдаты? А в любом этом варианте – только не по-хорошему выходит. И, естессно, такое надо просчитать тоже.