Проходил май, кончалась весна. Пели жаворонки над хлебами. А хлеба зеленели уже высокие. По ржи так и волк мог подкрасться, но я не подумал о нём. Я читал о Бульке с Мильтоном, и мне не было страшно, как будто эти собаки были живыми, рядом со мной бежали до Каменки.
Дома меня ждали, не обедали без меня. Все были рады, что я перешёл во второй класс, а брат — в четвёртый, последний в нашей школе.
Не тратя даром время, мы принялись за наши главные летние дела. Отобедав, я отправился к друзьям. Всей компанией мы двинулись к саду, где мы были в последний раз лишь в майский праздник. Ребята смотрели на меня, как на вождя. Я перешёл во второй класс, поравнялся с Ванькой Сербияном, хотя он и был старше меня на год. Шурка Беленький и Колька похвалялись тем, что их тоже записали в школу, осенью они будут ходить в Глотово каждый день.
Сад ещё не охранялся, но дед Андрей, наш сосед, назначенный на лето сторожем, уже поставил на шалаш стропила. На яблонях была кисло-горькая завязь, и только на конфеточке завязь уже не горчила, но была безвкусная.
Мы полазали по ракиткам, по дубам и направились в Орешник. Весной там сорвало половодьем плотинку, теперь её чинили. Были в промоине заплетены два плетня, и между ними насыпали землю. Работал тут Федосей и две женщины. Мы принялись носить дёрн, камни, хворост и утрамбовывать в промоину. Дядя Федосей только похваливал нас:
— Молодцы, ребятки, молодцы!
Рядом с плотиной был колодчик. Мы пили из него ключевую холодную воду через былинки. К вечеру запруда была готова. Дядя Федосей сказал:
— Ещё вы будете большими молодцами, если запустите в этот пруд рыбку.
За рыбой меня отпустили без возражений. И матери, и отцу понравилось, что мы разведём в Орешнике в прудочке рыбу.
— За такое дело вас всяк похвалит, — сказала мать. — Без рыбы и пруд содержать нечего. В наш большой сколько раз её запускали. Сорвёт плотину, унесёт рыбу — запускай. Берут ребята ведёрки, бегут в село — и опять мы с рыбой.
Нам тоже надо было идти за рыбой в село, потому что там пруд был на ключах и рыба из него могла жить в холодной воде нашего прудочка.
— Придёте в село, зайдите сразу к Семёновым ребятам, они вас научат, как поймать рыбу, — напутствовала меня мать. — С рыбой потом поспешайте, а в озерке водицу смените.
По солнечной летней дороге мы направились в село. Маленькие ребята от кусточка вернулись домой, не захотели плестись за нами. Мы перешли рубеж и с деловыми рассуждениями пошагали к селу.
Семёновых ребят не оказалось дома. Мы направились к дяди Афониным ребятам, но и их не нашли.
— Они, наверно, купаются, — решил я и повёл своих ребят к пруду.
Внизу у колодца нам встретился Витёк.
— Вить, а где Лёнька? — спросил я.
— А зачем он тебе? — спросил Витёк.
— Мы за рыбой пришли. В наш пруд пускать будем.
— О, змеи, чего придумали, — сказал Витёк и спросил: — А у вас справка есть?
— Есть, — ответил я.
Витёк был меньше Лёньки, своего брата, с которым я был в ровесниках, но на слова он был такой бойкий, что взрослых мог смехом валить с ног. Похож он был на цыганёнка* и повадки у него были тоже цыганские.
— Показывай справки! — потребовал Витёк.
Я плюнул в ладони, потёр их. Витёк метнулся от меня прочь.
— Во, змей, драться ещё, как с чужим. Шуток не понимает.
— Ладно, скажи, где Лёнька? — спросил я снова.
— А не тронешь?
— Не трону, — пообещал я.
— Побожись, — потребовал Витёк.
— Ей-богу, не трону.
— Нет. Честное ленинское.
— Честное ленинское не трону.
— Пошли за мной, — скомандовал Витёк и повёл нас через коноплю по тропинке к пруду, спрашивая: — А ты с матерью пришёл?
— Нет.
— С отцом?
— Тоже нет.
— С Мишкой?
— И не с Мишкой.
— Да с кем же ты тогда?
— Не видишь, что ли, — сказал я.
Витёк остановился, посмотрел на моих приятелей, сказал:
— А как тебя с ними волки не сожрали?
— Волки людей боятся.
— Это людей боятся, а вы-то кто? — спросил Витёк.
— Люди мы.
— Ха-ха, люди! Да ты что, людей не видал? Люди — это большие.
— И мы большие, — сказал Шурка Беленький. — Лёнька уже во второй класс будет ходить.
— Говори ещё мне, — ответил Витёк. — Наш малый тоже перешёл из первого, а он с ним ровня. Назад пойдёте— они вас в Ближне-Каменном всех слопают.
— Тебя на печке слопают. А нас они не тронут, — ответил я.