Читаем ЛиПа полностью

Алкоголь в запрете.

Денег ни гроша.

К овощной диете

не лежит душа.


На второе выдали

тертую морковь.

Это не обидно ли?!

Холодеет кровь.


Не обед, а тризна.

Отнесу врагу.

Ничего я в жизни

больше не смогу.


Если кушать овощи

и не пить вино,

выпрыгнешь без помощи

зонтика в окно.



Разом стемнело. И вот на дороге

возле машины возник Пугачёв!...

Что ему нужно? Совета, привета?

Хлеба? Любви? От машины ключи?

Но Пугачёв, призаняв сигарету,

сделал затяжку и скрылся в ночи.

(Глеб Горбовский. Черты лица)


НОЧНЫЕ ВСТРЕЧИ


...Тронулись... Буря тотчас заревела.

Молнии грозно блистали сквозь мрак.

Дождь налетел. Гром гремел оголтело.

И на обочине вырос... Ермак.

Может, во мне он увидел опору...

Может, друзья оказались не те?!

Выжал кольчугу, нагнулся к шофёру,

время спросил и исчез в темноте.


Как из ведра между тем поливает.

Надо б наполнить заветный стакан.

Вдруг из-за леса, смотрю, выплывает

что-то знакомое... Разин Степан!!

Может, в ночи потерял персиянку...

Разве найдёшь теперь! Экая грязь!

Вот он подгрёб, занял хлеба буханку,

выпил стакан — и вперёд, помолясь.


Полночь надвинулась с боем курантов.

Вдруг словно сдуло и сон и тоску:

на повороте — Малюта Скуратов!

Надо, пожалуй, прибавить газку!!



Судно с подмостками схоже на вид.

Близок душе распорядок их общий:

Палуба — сцена, штурвал — реквизит,

И капитан — режиссёр-постановщик.

(Александр Городницкий. Берег)


НА КАПИТАНСКИХ ПОДМОСТКАХ


Словно девятый бушующий вал,

Рында скликает всю труппу на шканцы.

Как репетиция, шумен аврал:

Треск декораций, погони и танцы.


Перекрывая и склянки, и шум,

Боцман-помреж ставит новую драму.

Главный механик спускается в трюм,

Как дирижёр в оркестровую яму.


В тысячный раз проверяя мотор,

Крутит усами он, как пеленгатор.

Мне же водичка, как старый суфлёр,

Шепчет стихи через иллюминатор.


Я, как у рампы, на вахте один.

С крабом фуражка, наглаженный китель...

Плавает справа по борту дельфин —

Наш одинокий скучающий зритель.



Забыться бы. Напиться вдрабадан.

Башкою покаянной биться об стол.

Рубаху, взяв за ворот, разорвать.

Ударить в грудь пудовым кулачищем...

Себе упасть бы в ноги, как судье.

Себя на сук бы вздёрнуть, как Иуда.

(Владимир Дагуров. Сроки)


ПРОСПИСЬ И ПЕЙ


Когда опять напьёшься вдрабадан,

Оставить позабыв на опохмелку,

То, как ни выворачивай карман, —

Ни ассигнаций, ни монеты мелкой.


И тут приходится — башкой об стол.

Но это, впрочем, помогает мало.

Бессмысленно глядишь в стакан пустой

И еле выговариваешь «мама».


В отчаянье соседа позовёшь,

Чтоб полечил пудовым кулачищем,

Рубаху и костюм ему порвёшь —

И сразу станет в голове почище.


То пред женою в ноги упадёшь,

То повисишь на люстре, как Иуда...

А в результате всё-таки поймёшь:

Нет проку от такого самосуда.


Куда-то набок повалился дом.

Землетрясенье! В девять баллов качка!

Где я... где потолок... где гастроном?...

И тут одно спасение — заначка.


Не так чтобы большая — на глоток,

Простой глоток воды во время зноя.

И — словно пробежит по жилам ток,

И сердце встрепенётся и заноет.


Лишь к вечеру рассеется туман,

И, головой покачивая мудро,

Берёшься за целительный стакан,

Забыв оставить, как всегда, на утро.



Мне нравятся простые наши тосты,

Когда девчата прыскают в платок

И человек приветливо и просто

Мне говорит: «Поехали, браток...».

(Олег Дмитриев. Московское время)


ЗАСТОЛИЦА


Мне нравятся простые наши тосты,

Понятные для дедов и внучат.

Они от колыбели до погоста

В ушах сограждан музыкой звучат.


Живёт во мне спокойствие лесное,

Задумчивость равнины и реки.

Люблю смотреть, как летом и весною

Без тостов хлещут водку мужики.


Мне за столом, как в бане, всякий — ровня,

Хоть не знаком почти никто порой.

О, задушевный тост: «Давайте вздрогнем!»

А через миг: «Дерябнем по второй!!»


Сготовленный по бабкиным рецептам,

Первач в стаканах плещет через край.

Мой тост: «Давай по двести грамм с прицепом!»

Перекрывает дружное: «Давай!!!»


Хозяин встанет, скажет так по-русски,

Что даже дамы прыскают в кулак.

Уже не дотянуться до закуски,

Но слышится: «Давайте просто так!»


Под утро, расставаясь у порога,

Друзей находим даже во врагах.

Хоть из стакана пьём, а не из рога,

Но по домам плетёмся на рогах.


И где-нибудь у Каменного моста

Машина с полосой подходит в срок

И лейтенант приветливо и просто

Мне говорит: «Поехали, браток»...



Ты прости,

Что в минуту иную

Я собою владеть не могу

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 шедевров русской лирики
100 шедевров русской лирики

«100 шедевров русской лирики» – это уникальный сборник, в котором представлены сто лучших стихотворений замечательных русских поэтов, объединенных вечной темой любви.Тут находятся знаменитые, а также талантливые, но малоизвестные образцы творчества Цветаевой, Блока, Гумилева, Брюсова, Волошина, Мережковского, Есенина, Некрасова, Лермонтова, Тютчева, Надсона, Пушкина и других выдающихся мастеров слова.Книга поможет читателю признаться в своих чувствах, воскресить в памяти былые светлые минуты, лицезреть многогранность переживаний человеческого сердца, понять разницу между женским и мужским восприятием любви, подарит вдохновение для написания собственных лирических творений.Сборник предназначен для влюбленных и романтиков всех возрастов.

Александр Александрович Блок , Александр Сергеевич Пушкин , Василий Андреевич Жуковский , Константин Константинович Случевский , Семен Яковлевич Надсон

Поэзия / Лирика / Стихи и поэзия
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия