Липкие сны

А если до этого ты всё-таки успеваешь спросить, то она, либо отмахивается, говорит, что теперь уже всё хорошо, либо отвечает общими фразами. Обычно рассказывает о злодее-муже, ссоре, и о том, что жизнь её – полное дерьмо, политое сверху непониманием.

Оттого ей и потребовалось срочно тебя увидеть. Ведь с тобой ей хорошо. Ведь только ты видишь её настоящую.

Чаще всего вино допивается уже после всего.

Роберт считал, что хорошо понимает женщин, по крайней мере, их уловки, а такие истории, как эта, случались в его жизни святые три раза, с разными.

С ним вообще случалось много всяких историй, связанных с женщинами. В конце концов, Роберт был видным мужиком, тем более в таком маленьком унылом городе, где замдиректора кинотеатра, с машиной и квартирой, да ещё и разведенный, был очень даже кандидатом. Даже не смотря на то, что в тридцать он выглядел уже не таким поджарым, как в старые времена, и сам это хорошо понимал. Но с другой стороны, понимал он и то, что в двадцать пять ездил на «десятке», а квартиры не было вовсе. Да и, в конце концов, мужик должен быть здоровым, не то, что тот же Андрей.

В старые времена он любил подкалывать друга, говорил, что парню нужно отожраться и раскачаться, потому что сейчас ему даже баба может навалять.

Да уж. Роберт был здоровяком. И бабы его любили за это тоже. А он, раз уж на то пошло, любил их, поэтому никогда не был против таких вот внезапных звонков, уловок и визитов. Вот только в этот раз перед ним маячили несколько НО, больших и жирных.

Во-первых Нина.

Всё-таки, она была женой пусть бывшего, но всё же друга. И теперь Роберт уже придумывал, как бы помягче дать ей от ворот поворот, да чтобы не было никаких последствий. В конце концов, женщина, которая приходит к тебе и не получает ни капли того, ради чего припёрлась, может отомстить от обиды и дурости.

Тем более Роберт ещё не забыл, что Андрей перестал с ним общаться вскоре после появления Нины. Так тоже бывало ни раз. И вот теперь, баба, которая отвадила друга от Роберта, звонит и говорит, что ей нужно срочно поговорить, что это важно. И голос её дрожит.

Но, с другой стороны, она позвонила в обед, а не поздно вечером, как это делали другие. Может, она и была немного поддатой, так показалось после разговора по телефону, но Роберт в самом деле почти соглашался поверить, что случилась какая-то беда – слишком уж по-настоящему звучало волнение. Не с трагичным придыханием, а как у человека, который изо всех сил пытается держать себя в руках. И у него почти получается.

Да уж. Может, в самом деле, случилась беда. И если так, то Роберт уже и не знает, что хуже – уловка или реальная проблема. Потому что если в самом деле что-то стряслось, то, должно быть, дело серьёзное, раз девушка забытого друга обратилась к нему.

Сколько они уже не виделись? Наверное, года полтора. А до этого, если и виделись, то в компании Андрея, разумеется. Хоть Нина Роберту и нравилась (как человек), но другом она не стала, да и приятельницей, пожалуй, тоже. Нина была девушкой, а потом женой друга. Не более того.

Замдиректора, который в этот день подменял заболевшего киномеханика – неряшливую женщину сорока девяти лет, чьим парфюмом был застоявшийся запах пота, – подошёл к зеркалу. По привычке перед такими встречами он осмотрел отражение, поправил причёску, слишком короткие волосы, чтобы они могли лежать как-то не так, приосанился и закатал на два подворота рукава футболки. Так его бицепсы выглядели ещё внушительнее. И похлопал себя по животу. Интересно, подумал Красавчик Боб, как называл его Андрей в прошлые деньки, за год живот заметно вырос?

Уж точно не настолько, чтобы мешать…

В дверь аппаратной негромко постучали. Роберт, вразвалку, пошёл открывать.

Две беглянки

В первый момент ему захотелось рассмеяться – настолько нелепо выглядела гостья на пороге в аппаратную. Причёска немного растрепалась, воротник и плечи шубки – припорошены снегом, нос, щёки и уши – красные. Девушка подрагивала, шмыгала, а в правой руке держала контейнер для перевозки домашних животных. И глаза кошки, которая косилась через решётку, и глаза хозяйки, да весь её вид, создавали впечатление, будто перед Робертом оказались две сиротки-беглянки.

От этого ему стало смешно, но, к счастью, мужчина уже кивнул, приглашая войти, и теперь, закрыв дверь на ключ, шёл позади Нины по тёмному длинному коридору, который, как жила, тянулся к сердцу кинотеатра. Если он и ухмылялся, то гостья этого не видела.

Ещё в коридоре Роберт почувствовал, что Нина выпила, скорее всего, вино, и подумал про себя: «Та-а-ак». Слово это прозвучало в его воображении примерно с той же интонацией, с какой отец слушает на родительском собрании о «подвигах» подростка.

Нина прошла в подсобку, следующее помещение после самой аппаратной, поставила ношу на замшелый диван и, присев рядом на корточки, посмотрела на Роберта снизу вверх. Она спросила:

– Можно я выпущу Чуню? Она ведь никуда отсюда не убежит?

– Кого?

– Нашу кошку. Её зовут Чуня.