Липовый барон

Смешно, но героев первой и второй кампании с чехами на родине встречали как убийц и отморозков. Нас не хотели брать не то что на гражданские службы, но и в милицию (в которой был жёсткий кадровый голод с учётом смертности в девяностых), даже обратно в армию. Вы — отморозки! Нам такие не нужны! Я это помню и поэтому никогда не сознаюсь. Вы уверены, что вам это надо знать?!

В общем, сделал то, что сделал. Так надо, и всё на этом.

Выяснил я немногое. Это тело недавно вернулось с найма. Оно не прибилось к отряду Лейта, который он набирал после смерти Жамута. Старик его выпер за тупость. Узнал, что девок сдали по определённым точкам. А больше мне и не надо было знать…

* * *

Свой бордель я искал долго. Ловил кареты, но возчики тоже не дураки — не тормозили. Я бы на их месте тоже бы не стал. Стоит кто-то в сумраке и голосует. А оно мне надо — останавливаться?! Пришлось своими ножками идти до борделя, где куражатся мои кореша. Как оказалось, меня там уже все более-менее трезвые ищут.

— Кор, где вы были?! Мы вас разыграли в кости… — говорил Гумус, а сам был настороже.

— В смысле разыграли?

— Кор-сэ́ и я разыграли вас, как вы меня… — мямлит и жмётся от удара, который должен был бы последовать.

— Не ссы. Я не сержусь. От меня ты никогда не узнаешь ничего, кроме подзатыльников, да и те — за дело, — услышал я от себя. — Сознайся. Это же не твоя идея, а Латьяуна.

— Кор… — замямлил Гумус.

— Забудь. Ну, где та, что меня выиграла?!

* * *

На свету оказалось, что я запачкан в крови. Палево. Она на коричневом цвете камзола не особо выделялась, но заметна. Юдус первым просек фишку.

— Было?

— Не без этого.

— Чисто?

— Надеюсь, не придерутся.

— Надо было?

— Надо…

Вот и весь разговор.

Я скинул с плеч камзол, чтобы никто больше не разглядел. Намотал его на руку и таскал, будто жарко.

Выиграла меня не кто-нибудь, а Халла.

— Ты мне должен два золотых, — прошептала она, целуя меня.

— Только два?! — воскликнул я.

— Целых два! — поправила она.

Где справедливость?! Я весь такой из себя замечательный, а мой оруженосец на порядок выше котируется, чем его рыцарь. Надо узнать, кому ушло золото мимо моих рук…

— Ты знаешь, от тебя как-то странно пахнет… — сказала она мне после того, как основное уже произошло.

Ну да, не спорю. У женщин обоняние сильнее. От меня пахнет кровью. Для меня это запах соли, желчи, еще чего-то сладкого и непонятного. А как она учуяла-то?!

— Ты — мой! Ты знаешь об этом?

— Не знаю. О чём ты?

— Да, это я так… — замялась баронесса.

На люди мы вышли не в самый удобный момент. Ивар краснел, бледнел, но не мог отбить свою романтичную дурочку от навязчивого пьяного типа. Плюс один к его мозгам — не лезет на того, кто выше его по рангу.

— Ивар, ты прав. Чуть что, я поддержу, — шепнул я.

Кто-то сейчас завоет о благородстве и прочей хрени. Скажу просто, в удобной для понимания форме. Студент-пэтэушник на тусовке мажоров качает свои права. Это в подворотне решает сила, а на публике обтекай и не вякай.

— Латьяун, это твой друг?! — спросил я.

— Нет, — удивлено ответил он мне.

— Ивар, утопим в крови тех, кто сомневается в нашей миролюбивости…

Не знаю, что там перемкнуло в мозгу у Ивара, а я в первые ряды не стремился. Врать не буду, всё обошлось миром. Никаких драк или тем более дуэлей. Просто когда за твоей спиной поддержка, то и ответка другая.

Вот такой он, мастер меча. Дурак вроде меня уже ввязался бы в кипеж и отползал в ужасе, а он умнее. И не надо путать трусость с благоразумием от безысходности. Мастер на то и мастер, что понимает, когда можно, а когда бой лучше не затевать. Всё остальное — это слюни и романтика их фанатов…

* * *

Сам не понимаю, как так получилось, что в Весёлом мы запели песни. Халла жмётся ко мне. Ивара окучивает романтичная подружка, но не так открыто. Латьяун спит в кресле. Юдус наверху кого-то там жмёт. Гумус, сука, кого-то обносит. Мой оруженосец не ангел, и если он к кому-то усиленно прижимается, то это уже повод для моего вмешательства.

— Иди сюда! Ты что делаешь? — Сам я на ногах с трудом стоял.

— Кор… Не удержался…

— Дурак! Много?

— Не знаю…

— Треть нам… Остальное возвращай! И завязывай… Чтобы я этого больше не видел.

По факту самое противное — это когда напившаяся знать начала завывать на разные голоса песни. Господи, если б вы знали, как я хочу спеть что-либо на русском!

Одна тварь (не будем показывать на неё пальцем, но это был Юдус) напомнила, что я знаю песню про пехоту. Ты-то откуда выполз? Юзал бы дальше бабу и не вякал про меня!

Врать не буду, что все так уж желали услышать мои песни, но есть вызов, а на него надо отвечать. Спел из творчества Горшка, когда того переклинило на оперу. Хрен знает, как я там перевёл, но основной смысл передал: «Тут и ограбят, и убьют, оболгут и обессудят. Едят отцы своих детей. Люди — добрые люди». После этого меня петь уже никто не совращал. Людям нужно веселье, а не правда жизни…

* * *