Липовый барон

Кролик мусолил капустный листокВ 69-м году был знаменитый фестиваль ВудстокЯ полотенцем очки протёрУ котейки хвостик нечаянно обгорелВведенский в петле плясалМаяковский пулю сосалПередонов зубами во сне скрипелВ Сибири наблюдался католический бумВ сортире котейка странные звуки издавал

Серый котейка блевал огурцомБыл обзываем подлецомВсю ночь на помойке мусор горелМай сатанелПод утро из тучи дождик попёрОтчаянно вспотел ЕгорГлобальные вещи тужились в мозгуПальцы лазили в бородеЖеня Колесов перебрался в МосквуФедя Фомин получил п…ы

Я в это время песенки оралПередонов умиралДавал недотыкомку напрокатВ Австралии есть такой зверёк — вомбатКастанеда об этом ничего не писалСерый котейка в ботинок ссал.

Это стишок ещё удержал меня какое-то время на грани, а потом я отрубился.

* * *

В какой-то момент я понял, что жрец пытается меня вытянуть на откровенный разговор. Смешной!

Главное, чтобы на панику не пробивало, это поймать ритм! Начинается у товарища паническая атака — вруби музыку. У меня нет под рукой магнитолы, но есть нос, я соплю и слушаю ритм своего дыхания. Вот это, если честно, было совсем зря. Тут не косяк, тут курильница и я только сильнее ушёл.

Были бредовые мысли, что надо воткнуть вилку в руку жрецу. Потом меня прогрузило, что откуда в этом мире её взять-то?! Тут их нет в принципе!

Были мысли о синапсах. Это врут, что нервные окончания умирают. Уже лет восемь известно, что есть дублирующая нервная система. Фёдор Иванович Гиренок, уважаемый мной профессор, маленько офигел, когда студент с задних парт радостно воскликнул, что теперь можно бухать безбоязненно: мозги не пропьёшь.

С учётом того, что Гиренок без стакана коньяку не начинал лекцию и постоянно держал в руке якобы чай, он оценил мой душевный порыв.

Потом меня колбасило по Сталину. Константиныч — мой друг, физик-ядерщик, работающий под старость простым электриком в общаге. Он много чего рассказывал. Константиныч был неинтересен своим внукам и предпочитал общаться со студентами. С учётом его личной биографии и истории его предков вплоть до прадеда, ну и тому, что он бухал с генералами в восьмидесятые, с ним было интересно. Он знал много тайн Родины и много чего рассказывал.

После войны возвращалось много наркоманов, в основном, по морфию. «Сестричка, кольни, мне так хреново». Сталин поступил просто.

Кто там воет про лагеря?! Всё не так было.

Были при каждой аптеке пункты лечения. Если плохо или похмелье, эти дни шли на заводе как больничные. Плохо — пришёл в аптеку и тебя кольнули, помогли ломку перетянуть. Но при одном условии. Не дай бог ты при малолетках скажешь, что тебе от укола так хорошо или компанию притащишь — суши сухари и в лагеря.

А потом человек оглядывается: он один не работает, так сказать, болеет. Скучно. Перенесёт человек пару ломок и завязывает. Так из страны раненых наркоманов на морфии СССР втянулась в индустриализацию. Я не претендую на то, что это правда. Так говорил Константиныч, а он очевидец тех лет…

* * *

Второй раз меня прижало уже по-серьёзному. Я уснул. Приснился мне полный бред.

Я у себя дома, на Земле. В своей квартире, лежу на своём диване. В ушах звенит какая-то нота, постоянный звук на этой ноте. Я голый. Холодно. И обнимаю кого-то рядом со мной, тёплого. Со мной на диване лежит красивая девушка. Я к ней прижимаюсь. Ласкаю грудь.

— Ты кто, милая? — спрашиваю я.

— А я твоя смерть, — говорит она мне и улыбается.

— Смерть? — не верится мне.

— Смерть, — голос её звучит как-то спокойно и разочарованно. — Что же ты меня не целуешь? Обними меня. Мне так одиноко. Люди меня боятся. А я вовсе не страшная. Мне молятся. Меня уговаривают прийти к ним, но они не интересны. Меня молят не приходить к ним, но они скучны. Сломленные и угасающие — пусты. Они видят только конец, а я ведь начало, — сказала она с лукавой усмешкой.

— Не дёшево ли ты меня покупаешь? — спросил я.

— Полюби меня — и я буду тебя хранить и оберегать от встречи со мной. Возненавидь меня — и я буду тебя опекать и провоцировать встретиться со мной, — улыбается мне девушка. — Смотри, настанет день, когда ты сам будешь молить, чтобы я пришла…

— Уже молил когда-то…

— Вы, люди, думаете, что я старуха, а я такая. Знаешь, как мне одиноко?! Пойдёшь со мной? — словно не услышав моих слов, продолжила девушка.

— А что там? — спрашиваю.