Лишь бы не было войны

В ту же минуту меня схватили сзади два сотрудника и отвели (я, естественно, не сопротивлялся) в тесную кабинку где-то налево от кабинета полковника, напоминающую что-то вроде зубного кабинета и рентгеновского аппарата. Меня зафиксировали в просторном кресле и подключили к моей груди, лбу и вискам множество датчиков. Потом в запястье очень болезненно вошла толстая игла, и я потерял контроль над самим собой. Потом я отвечал на множество вопросов часа два-три подряд. Как только я отвечал на очередной вопрос, он вылетал из памяти, а сознание до краев заполоняло следующее видение: я - мужественное начало - вторгался танковыми колоннами во французские пределы - женственное начало...

Я пришел в себя лишь несколько часов спустя в том же кабинете полковника (читатель, должно быть, догадался, что я побывал в кабинке детектора лжи). Полковник долго смотрел на меня, не говоря ни единого слова. Потом тем тоном, каким в детских фильмах постовой милиционер извиняется перед задержанным за нарушение уличного движения инопланетянином, произнес:

- Извините, мы ошиблись... Значит, все, что вы сказали ранее, действительно правда...

- Неужели вы не могли выяснить этого два месяца назад? - я начинал приходить в себя.

- Дорогой мой, это ведь не от нас зависит! Я в этом деле вообще стрелочник... Но это ужасно... Аппарат не врет... Вы действительно не из нашего мира...

- Ну вот, наконец-то вы, Павел Сергеевич, оказались на моем месте!

- Дело не в этом. Вашего двойника ждет большой нагоняй.

- За что?!

- Он должен был тут же заявить о вас, а он решил, как мальчишка, поиграть со службой безопасности в прятки. Идиот! Вы чувствуете себя не в своей тарелке? Отлично! У вас есть шанс занять его место.

- А вы всерьез решили, что я - немецкий шпион?

- Видите ли, Вальдемар, все гораздо сложнее. Думаю, я не нарушу служебную дисциплину, если открою вам глаза кое на что. Нам известно, что в германских структурах безопасности и внешней разведке существует план "Барбаросса" - план взятия власти в СССР в случае попытки проамериканского переворота (вроде того, что случился у вас в 91-м году). Кое-какие детали этого плана нам еще неизвестны, и мы ожидали связного, а тут появляетесь вы...

- Хотите правду?..

- Какую правду? Вы уж высказались.

- Я не помню, что я говорил, но могу лишь повторить. Я терпеть не могу шпионских игр, у меня другой темперамент. При всей моей симпатии к германской культуре, я отказался бы на них работать. Просто потому, что я мало пригоден для этого и, потом, питаю отвращение к детективному жанру.

- Ну да это уже не важно. Просто мы были удивлены, что вы слишком "вошли в роль". Оказывается, это правда...

- Что же меня ждет?

- Не хотелось бы произносить какую-нибудь идеологическую банальность, но вы должны влиться в наше общество, принять наши правила игры, и никакой самодеятельности: сами видите, к чему это приводит.

- А мой кузен?

- А с ним разговор еще будет! Это ж надо такое придумать: послать вместо себя двойника! В игрушки до сих пор играет!

- Надеюсь, он не будет слишком сурово наказан?

- А он сам себя наказал. Отныне он - невыездной. Вместо него будете ездить вы - шеф принял соломоново решение. Так что обустраивайтесь, женитесь, работайте, живите как мы. А что касается вашей психологической реабилитации, то от нас-то что хотите? В этом вопросе мы вам ничем помочь не можем.

- Да нет, я не жалуюсь.

- А все же скажите, где лучше: здесь или там, у вас?... ну, по большому счету.

- Хорошо там, где нас нет. Хотя здесь мне понравилось.

Тут вошел врач, который дал мне несколько таблеток от наркоза.

- До свидания, Вальдемар. Завтра я выхожу в отпуск, а вами займется лейтенант Мироненко. Познакомьтесь, это Слава, - он представил меня молодому человеку, почти моему ровеснику, и вышел.

Когда я довольно поздно вернулся домой, по радио сообщали о шестидесятилетнем юбилее известного театрального деятеля Марка Залупышкина. Вальдемар выслушал мои рассказы и сказал:

- Мы с тобой ещё хорошо отделались. А вообще тебе лучше на время уехать...

- Куда?? Зачем??

- Я спасаю самолюбие нашего ведомства, подожди, они сами тебя об этом попросят...

- Это ты пустил версию, что я немецкий шпион?

- Нет! С какой это стати?! Это наверно, тот сумасшедший, который хотел пришить мне дело об антисемитизме. Мне говорили, он неврастеник.

- О горе мне! - я обхватил голову руками. - Я - в чужой стране (да, в чужой!) Никому я здесь не нужен, а контрразведка смотрит на меня, как кошка на сало.

- Не прибедняйся. В конце концов, что ты хотел в своем исключительном случае? В этом и заключается горечь славы - она съедает человека. Моральный кодекс строителя коммунизма учит не искать славы, ибо она тяжка.

- Наплевать мне и на кодекс, и на коммунизм!..