Лишь бы не было войны

Снится мне, что я - не я, а немецкий еврей престарелой наружности. И будто живу я в самый разгар тридцатых годов. Будто бы у моих родителей зажиточных торговцев - хорошая усадьба в шагаловском стиле. И будто бы я Вениамин бен Даниэл Шофец - выхожу в свой сад и слышу разговор двоих слуг (тоже евреев). Они спорят, могут ли только евреи вкушать мацу, и приходят к выводу, что только евреи. Потом ко мне приходят две мои знакомые еврейки лет пятнадцати (одна из них должна вскоре стать моей женой) и играют со мной в теннис. Потом мы идём в город погулять и встречаем по дороге факельное шествие национал-социалистов. Стоящий рядом с нами русский купец, бежавший из Советской России, сокрушается (на русском): "Господи, и здесь социализм!" Потом к нам подходит высоченный штюрмер, очень похожий на Нильса из истории про диких гусей - занимательной географии Швеции. Этот Нильс совершенно бесцеремонно снимает с шеи моей невесты драгоценное ожерелье, а я ничего и ответить не могу. В отчаянье я бегу по улице и вижу, как в еврейском ресторане несколько скрипачей на визглявых скрипках очень противно исполняют "Полет валькирий". За такое беспардонное оскорбление величайшего музыканта всех времен и народов штурмовики карают горе-музыкантов, а под горячую руку достается и мне, пробегающему мимо. Я, подобно апулеевскому ослу, тщетно пытаюсь сбросить с себя эту гибельную наружность, хочу объяснить, что я Вальдемар, сын немца и пасынок немца, но каркающие звуки, вырывающиеся из этой чужой гортани, никого не обманывают.

Пробудившись от столь тяжких сновидений в холодном поту, я счел это весьма дурным предзнаменованием и с удовлетворением потрогал правильной формы нос, а также удостоверился в отсутствии другого, более ужасного признака.

Предчувствия меня не обманули: сразу после завтрака зазвонил телефон, и меня срочно вызвали в райуправление МГБ. Обреченный, я собрался и пошел. Квадратное здание райуправления на Трамвайном проспекте было выдержано в канонах оруэлловского романа. А на тротуаре рядом кто-то написал розовым мелком: "Вова любит Машу!!!" Я вошел в здание минилюба, предъявив розовый пропуск.

Полковник, когда я вошел в его кабинет, перебирал бумаги в столе и кивнул мне на кресло напротив. Потом он долгую минуту изучал выражение моего лица и, наконец, спросил:

- Вальдемар, на кого вы работаете?

- В каком смысле, на кого работаю? - не понял я.

- Какого черта вы здесь?! - полковник едва сдерживался.

- Вопрос нелеп. С тем же успехом вы могли бы спросить Робинзона, какого черта он торчит на острове...

- Хватит валять дурака! Вы слишком дорого нам обходитесь, Вальдемар! Ваша писанина - бред сивой кобылы! Того, что вы пишете, не может быть! Вы столь самоуверенно лжете, что даже не стараетесь избавиться от логических противоречий в вашей версии российской истории. Мы проверяли на ЭВМ.

- А как же экземпляр "Истории СССР для поступающих в ВУЗы"? Его ведь писал не я...

- А как вы докажете, что эти вещи - подлинники, а не подделки ваших немецких хозяев?..

- У меня нет хозяев...

- Опять лжете! 1 марта сего года вы приехали из Германии.

- Но вот тут уж вы необъективны. Если бы я действительно был немецким агентом, зачем же мне было 20 февраля того же года появляться из ниоткуда в Ленинграде, зачем мне было являться к своему двойнику, и зачем мне было быть идентичным моему двойнику? Как вы это объясняете? Хозяевами?

Полковник помолчал, потом спросил:

- А какой черт понес вас в Германию?

- Мой двойник, чьими документами я воспользовался. Или, по-вашему, документы тоже подделка?

- Отвлекающий маневр. Вы направили следствие по ложному пути, да еще сочинили такое, что кровь холодеет.

- Но что же сказали ваши биологи по поводу нашего двойничества?

- Оставьте это. Это не ваш козырь. Нам известно об уровне немецкой генетики.

- Так вы меня, что, за биоробота считаете?! - мной овладели одновременно смех и ужас. Логика полковника была неопровержима. - Но в действительности вы ошибаетесь, глубоко ошибаетесь! Я презираю детективный и шпионский жанр! Я ненавижу политику! Я возненавидел ее там, у себя!

- В Германии? - переспросил полковник.

- Нет, в России. Я историк, и мне чужд авантюризм. Несчастный случай вы приняли за злой умысел. Я желаю вернуться назад или жить здесь частным образом. Поставьте себя на мое место! Что бы вы отвечали? Как бы вы доказывали, что вы не верблюд?

- Это все риторика. Заговаривать зубы вы умеете. Придется поговорить с вами по-другому, - и, заметив внезапную бледность на моем лице, добавил. Вы ошибаетесь, если думаете, что мы будем вас бить. Это кустарщина. У нас есть другие способы заставить вас говорить правду. Ни с места!