Лишь бы не было войны

- Уж можешь быть спокоен, - прервал его трижды пропотевший Малиновский. - Такие на передовую не попадают. Это неотъемлемый атрибут тыла.

После довольно сытного ужина нас снова построили на плану, и тот же самый капитан ознакомил нас с программой подготовки: месяц тыловых упражнений, месяц пограничной службы в обстановке, максимально приближенной к боевой ("обстановка - сами понимаете!"). Потом всех заставили вымыться под ледяным дунем и около девяти загнали в казармы спать (старшина пообещал, что всех, кому не спится, он лично погоняет полчасика по плацу - это лучшее снотворное!) Невзирая на предупреждение, никто не спал до поздней ночи, и все травили анекдоты, прерываясь с приближением дежурного. Я облюбовал койку у окна - голова к голове с моим будущим дуэлянтом - ибо слыхал, что бревенчатая казарма при пожаре сгорает за четыре минуты. Рядом с нами - мой секундант. Кто-то в темноте громко оправдывал Троцкого, а наш бригадир ему энергично возражал, пугая исключением из комсомола. Другой, в левом углу, крепко выругался по поводу политики вообще и мечтательно вздохнул, простонав: "Где теперь наши девочки..." Ответом ему был общий взрыв хохота и пришедший на него старшина. Он скоро дознался о причине такого веселья, и действительно порядком погонял мечтателя по плацу. Мой секундант был зол и неразговорчив: старшина отобрал у него фотоаппарат и засветил полпленки с прекрасными таежными видами, которые Борис наснимал еще в поезде.

Снился мне один из тех снов, которые преследовали меня в демократической России: большая шайка враждебно настроенных молодых людей обоего пола медленно приближалась ко мне, заходя с обеих сторон. Выглядели они не то хипарями, не то панками (здесь и слов-то таких никто не слыхивал). Наконец я прекратил отступление и почти безо всяких усилий переколотил всю компанию - человек пятнадцать: они почти не сопротивлялись и были гораздо слабее меня (как селениты у Уэллса). Потом прямо с неба грянул гром, и это оказался сигнал подъема, и тут же окрик бодрого старшины:

- Отделение, подъем!!!

Пока мы суетились, напяливая на себя необносившееся обмундирование и наскоро, но аккуратно застилая постель, он продолжал нас распекать:

- Что вы как неживые! Быстрее! Разгильдяи! Кто там прилег?! Бодрее! Не зевать: жаба в рот прыгнет! У настоящих солдат минута на одевание, а вы уже четыре возитесь!

И началось: пробежка, зарядка, преодоление полосы препятствий, ледяной душ, завтрак - пюре с солеными огурцами, потом общий смотр и военно-политические занятия. И т.д. и т.п.

АВЕНТЮРА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ,

из которой следует, что ко всему рано или поздно привыкаешь.

Мы потеряли многое, может быть, все. Но останется с нами навсегда: благодарные воспоминания о тебе, блистательная армия, и о той мощной борьбе, которую ты вела. Сохранить эти воспоминания во времена без совести и без чести - это долг каждого.

Э.Юнгер.

Очень скоро мы привыкли к распорядку военного городка, его пространству, холодной воде, матерящимся прапорщикам и всему, что у читателя ассоциируется с военной службой. Дрессировали нас в течение месяца и на высоком уровне: сначала строевая подготовка и стрелковое оружие, потом тяжелое стрелковое оружие, боеприпасы, маскировка, космическая радиосвязь и, наконец, военная техника от реактивного миномета - правнука "катюш" - до самого новейшего (полусекретного) плазменно-синтезирующего орудия, превращающего тренировочные бутафорские дзоты в россыпь атомов, обжигающих лицо и руки всех присутствующих в радиусе километра. Помимо этого еще военно-политическая подготовка (лекции о социализме, геополитике и всемирно-исторической закономерности победы первого) и военно-моральная (патриотические песни, "воспитывающие в исполнителях геройство и самопожертвование во имя победы нашей страны над потенциальными противниками" - имелись в виду Ниппония и США). О последней особо.

В первый же раз во время предобеденной маршировки ("нагуляете аппетит") Андрей, который Титомиров, вызвавшийся быть запевалой, по команде старшины заголосил:

Вот выходит на просторы Русский Флот

Удалец Ванька по морю плывет!

- Отставить!!! - еще более пронзительно заверещал старшина. - Вы куда, думаете, попали?! Вы меня что?! за мичманюгу принимаете?!

(Здесь мичман - низшая каста, да и на самом флоте тоже.) Тогда другой высокий и белокурый студент - запел:

И мы еще дойдем до Ганга,

И мы еще умрем в боях.

Все подхватили:

Чтоб от Японии до Англии

Сияла Родина моя!

Моя! моя! моя!

Военно-политические занятия вел коротко остриженный, со следами ранения на щеке старший лейтенант Прокопенко. Говорил он без акцента и, как выражалась моя учительница русского языка, "с чувством, с толком, с расстановкой". Вот, например, лекция о правильном мировоззрении: