Читаем Лисьи байки: современные рассказы полностью

– О! А это че у нас? – Широкоплечий нагнулся и вытащил из-под кровати потертый чемоданчик. Попробовал просунуть лезвие в зазор. – Ля, не поддается. Дед, какой код?


– Там ничего интересного.


– Давай не зли меня, а?


Егор Трофимыч последние годы начинал жаловаться на память, но те восемь цифр он не забудет никогда, в этом был уверен. Восемь – потому что замок открывало две комбинации.


– Шесть, четыре, восемь, один, – выдохнул старик.


Тихий щелчок и едва слышимый хруст битого стекла.


Егор Трофимыч вспоминал, как часами сжимал ручку из грубого пластика вспотевшими ладонями. Как коричневая кожа не давала спать по ночам, а от мыслей о содержимом сводило живот. Ожидание за железным кордоном давалось особенно тяжело, и память об этих муках отставной подполковник собирался забрать с собой в могилу.


Стороны большого конфликта решали очередной вопрос, что называется, “на берегу”, и в задачу тогда еще молодого Павлова входило ждать отмашку, чтобы передать чемоданчик одному из сенаторов. И от исхода переговоров зависело, какой шифр замка ему назвать.


Но что-то в очередной раз пошло не так, Егору дали приказ сидеть тихо и не высовываться. Про чемоданчик ничего не сказали. Павлов пробыл в чужой стране почти два года, пока его, наконец, не вызвали на Родину.


По возвращении оказалось, что отчитываться за чемоданчик не перед кем, отдел расформировали и засекретили. Да и не было по бумагам никакого чемоданчика. В начале девяностых у страны нарисовалось слишком много внутренних проблем, чтобы думать о холодной войне.


– Хрень какая-то, – широкоплечий перебирал пыльные бумаги. – На пиндосском все написано.


– В молодости при посольстве работал. Говорил же, ничего ценного.


– Я-ясно, – разочарованно протянул главный и почесал глаз пальцем в перчатке.


– Смотри, что надыбал! – вернулся второй с двумя рулонами туалетной бумаги. – Там еще греча есть, берем?


– Дурак? Нормальное нашел что-нить?


– Не.


Высокий подошел к старику.


– Ну тогда мы пошли. Не серчай, дед, мы ж не со зла.


Щуплый уже склонился над чемоданчиком, копошась в документах.


– Это че?


Ему никто не ответил. Егор Трофимыч смотрел на главного.


– Стариков лупите не со зла? Лидия Ивановна, между прочим, не пережила визита вашего.


– Гонишь! – щуплый оторвался от бумаг и замер с пальцем в носу.


– Размахались дубинами-ножичками… Тьфу! – Старик отвернулся.


– Откуда знаешь? – Даже за маской стало заметно, как изменился главный в лице.


– Участковый у нас хороший, вчера по старикам обход делал.


– И всё равно открыл, дурень старый?


Павлов не ответил.


– Валим, быстро! – высокий повернулся к напарнику.


– Так я реально ту бабку завалил, что ли?


– Потом обсудим, на выход давай!


Уже в дверях он обернулся.


– Тяжелые времена, дед. Рубль этот, вирус опять же. Кто знает, сколько осталось. Пожить хочется.


– В вашем случае, недолго, – пробубнил Егор Трофимыч, но его уже не услышали. Хлопнула дверь.


Старик дотянулся до трости в углу, опираясь на нее поднялся. Дождался, пока утихнет шум в голове, почувствовал, как трещит над поясницей.


Лидия Ивановна жила через дом. Хорошая была женщина, никогда не унывала, к старости относилась легко. Когда Егор Трофимович узнал о ее смерти, впервые за двадцать лет выпил водки. А потом полез на антресоли доставать забытый чемоданчик – так и хранил его все эти годы, сколько раз намеревался утопить, сжечь, избавится, но каждый раз опускались руки. Пригодился.


Старик спрятал его под кровать, недалеко, чтобы нашелся без труда, и стал ждать. Ждать он теперь умел. Благо, пришлось недолго.


Сейчас следует выпить еще и позвонить участковому, сказать, что никого искать не надо. Сами объявятся через несколько часов, в крайнем случае, завтра.


Егор Трофимович сделал пару шагов и потянулся тростью, закрывая чемоданчик.


Две комбинации на замке. Первая открывает без последствий. Вводишь вторую, и хитрый механизм давит спрятанную капсулу с коричневым порошком, легким, как пудра.


Зараза не передается от человека к человеку, и Егор Трофимович не волновался, что пострадают невинные. Активный возбудитель живет в ампуле до шестидесяти пяти лет.


– Вируса они боятся, блять, – усмехнулся старик.


И ударом ноги отправил обратно под кровать чемоданчик с сибирской язвой.


2020

Шутка


– … А потом у них вакцина от несуществующего коронавируса появится, так ведь? А там уже и чипики, раз! Вышечкой пять “джи” облучили, кого надо запрограммировали, кого не надо – в расход. Правильно? Во-о-от!


Я облокачиваюсь на столешницу и даже не пытаюсь делать вид, что слушаю. Листаю накладные на мониторе. Колесико мышки вверх. Колесико вниз.


– Гейтс-то давно продался. Кому? Британскому правительству, конечно, никак им величие былой империи покоя не дает. Вот лишних человечков с шарика земного и сотрут, так ведь? А на оставшихся будут как на сафари охотиться, с джипов, с вертолетов. Развлечение такое, да? В леса надо уходить уже сейчас, готовиться.


– Чего ж ты не в лесу-то? – бормочу еле слышно.


Колесико вверх.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний рассвет
Последний рассвет

На лестничной клетке московской многоэтажки двумя ножевыми ударами убита Евгения Панкрашина, жена богатого бизнесмена. Со слов ее близких, у потерпевшей при себе было дорогое ювелирное украшение – ожерелье-нагрудник. Однако его на месте преступления обнаружено не было. На первый взгляд все просто – убийство с целью ограбления. Но чем больше информации о личности убитой удается собрать оперативникам – Антону Сташису и Роману Дзюбе, – тем более загадочным и странным становится это дело. А тут еще смерть близкого им человека, продолжившая череду необъяснимых убийств…

Александра Маринина , Алексей Шарыпов , Бенедикт Роум , Виль Фролович Андреев , Екатерина Константиновна Гликен

Фантастика / Приключения / Современная проза / Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее