Лисья нора

Он оглядел пассажиров — не найдется ли среди них кто-нибудь, добрый, славный, вроде того, что помог ему с чемоданом, но люди в автобусе либо чересчур разомлели от жары, либо слишком уморились, либо были целиком заняты собственными мыслями, чтобы обратить внимание на жалкого десятилетнего мальчика, который не знал, плакать ли ему или бежать обратно к поезду и, мечась по платформе, кричать: «Мой кошелек! Я потерял свой кошелек! Где мой кошелек?» На него вроде никто и не смотрел. Все снова уткнулись в газеты, книжки, журналы, глядели в окно или болтали друг с другом. А в Кене росли какая-то пустота, чернота и страх. И уже нельзя было ничего предпринять, ибо автобус тронулся, и ему пришлось схватиться за поручень, чтобы не упасть.

«Я потерял кошелек, — тихонько всхлипывал он, — а тетя Кэт и дядя Боб ничем не смогут мне помочь. У них нет денег. Мама всегда говорит, что у них нет денег. И это, наверное, правда, иначе она не насовала бы мне в чемодан всех этих консервов, от чего он стал таким тяжелым».

Автобус, похожий на длинное малоподвижное животное с больными суставами, скрипя, поворачивал из стороны в сторону, огибая углы и выходя на прямую, и Кен, которого тошнило не переставая, качался вместе с ним. Потом автобус очутился в большом зеленом лесу, где вершины башнеобразных деревьев сплелись между собой, образуя высоко над дорогой аркаду из ветвей. Автобус был похож на собор со скамьями, на которых сидели прихожане, на собор на колесах, который не спеша полз по дороге, пронизанной потоками солнца.

Движение было медленным, хотя моторы натужно ревели: с трудом взбирались вверх автомобили с прицепами, а впереди и сзади метались, стараясь влезть в колонну и обогнать всех, похожие на жуков машины с молодыми людьми, за ними шли грузовики с бойскаутами и туристами и грохочущие трейлеры, изрыгающие бензиновые испарения и доверху нагруженные раскачивающимися из стороны в сторону ящиками с фруктами. Кен тоже качался из стороны в сторону, держась за поручень над спинкой сиденья. Отчаяние не покидало его.

Оказалось, что это Шербрукский лес. Раньше, когда Кен со своими родителями проезжал по этим местам, ему всегда вспоминался Робин Гуд. Лес, где обитал Робин, был совсем в другой части света, в тысячах миль отсюда, за морем, да и назывался он чуть по-другому. Он вспоминал про Робина Гуда из Шервудских лесов, который грабил богачей и отдавал награбленное беднякам, отдавал мальчикам, потерявшим свой кошелек, и тетям и дядям, у которых не было денег.

И тут вдруг ему припомнилось золото. На эту мысль его навели отблеск заката на листьях деревьев, лучи солнца, перерезающие дорогу и напоенный сиянием солнца воздух. Мир превратился в золото. И лес стал похож на золотой слиток. Нужен кусочек золота, иди в лес и бери. А если требуется целое золотое бревно, сруби дерево. Только когда золота так много, оно теряет свою ценность. Оно никому не нужно. Даже за проезд в автобусе им не расплатишься.

Хью, Джоан и Фрэнси ждали его на автобусной остановке.

Шестилетняя Фрэнси обладала тем, от чего взрослые при виде ее сразу балдели: огромными зелеными глазами, длинными золотистыми локонами и прелестным личиком. Но на этом все ее достоинства, как хорошо было известно ее брату с сестрой, и исчерпывались.

Везде — на полу, на стенах, в чужих тетрадках — Фрэнси имела обыкновение писать свое имя. Она вырывала картинки из чужих книжек и тараторила не умолкая с половины седьмого утра до половины восьмого вечера. Если с дерева, из-под дома, из буфета или за добрую сотню ярдов от дома звучал голос, значит, это была Фрэнси.

— Когда приходит автобус? — уже восемь раз спросила она. — Привезет Кен мне леденец? — интересовалась она в шестой раз. — Я хочу, чтобы Кен спал у меня в комнате, — было сказано четыре раза. — Мне нравится Кен, потому что он не говорит, чтобы я заткнулась, как говоришь ты, Джоан, хотя тебе сказали, чтобы ты не говорила: «Заткнись!» Это невежливо. Я скажу маме, что ты мне крикнула: «Заткнись!» Раз приезжает Кен, значит, к чаю у нас будет сладкая кукуруза. Я люблю кукурузу и чтоб много-много масла. А Кену нравится сладкая кукуруза и много-много масла?

Джоан была много старше Фрэнси. Ей уже исполнилось десять лет и три месяца. Она умела застелить свою постель, мыть посуду, пользоваться пылесосом и испечь шоколадный торт. Она преуспевала по истории, но плохо разбиралась в арифметике. Она была обладательницей такого же курносого носа, как и у ее брата, кошки, двух бентамских курочек и одного петушка и коллекции разноцветных камушков. А также полки с двадцатью тремя книжками.

— По-моему, автобус опаздывает, — сказала она. — А вдруг с ним произошла авария? Вот ужас-то! Первый раз Кен едет в автобусе, и на тебе! Движение на дороге сейчас такое, что за Пэтчем автобус вполне мог сорваться с обрыва.

— Завтра мы обязательно пойдем на рыбалку в Вури, — объявил Хью. — Чарли Бэйрд выловил там радужную форель. Вот будет здорово, если и мы поймаем форель! Возьмем с собой сэндвичи, а форель можно будет испечь. Как думаешь, разрешат нам развести костер?