Листея 2

“Пан Многогрешный не даст им забрать меня”, – слова Шуры пронеслись эхом в голове. Сразу вспомнилась злосчастная страница поисковика, – Многогрешный – фамилия главного героя в романе “Тигроловы”, где по сюжету критикуется советская власть. Демьян Многогрешный – атаман Запорожской Сечи (1631 – 1701). Герман Блохин (Многогрешный) – преступник, что пытался выкрасть скифскую пектораль. Неужто он? Ведь похож, очень даже похож, но внешность еще не улика. Улика – это его чрезмерная осведомленность обо мне!

– Ха-ха-ха-ха-ха. Ты бы видел свое лицо сейчас, Валя, – рассмеялся Гадюкин, – извини, нагрузил я тебя. Мне пора идти, уж не обессудь, – оставив Видоплясова в мысленном вакууме, он ушел.

* * *

Вечерний Киев, тысячи огней, громадный городской муравейник воспылал новыми красками. Улицы были переполнены людьми, офисными клерками спешащими домой, озорными музыкантами в переходах, которые виртуозно исполняли джазовые композиции, молодежью, подростками, что сбивались в группы с целью приятно провести вечер.

– Надь, куда мы сегодня?, – девушка-анархистка, также именуемая Лизой, заинтересовано следовала за подругой, – или секрет?

– У меня нету секретов от тебя, Лиз, – она ярко улыбнулась, – я сегодня на деловой ужин иду, меня Голденберг, твой отец то бишь, пригласил.

– Воу, интересненько, а я даже не в курсе. Не то чтобы я была в курсе его дел вообще, – вечером, в фирменной черной майке не погуляешь, теперь на Елизавете висела кожаная куртка. Хитро однако, вроде и тепло, но и своей завидной фигурой похвастаться не забывает, – ты отдельно от компании на повышение идешь?

– Быть не может, – удивилась Надежда, – тот же Вася намного больше меня вкладывается в дело, он ведь там на главных ролях светит.

– Васек, он такой, – мечтательно отвечала Филипповна, – тогда интересно, что же там может быть?

– Знаю не больше тебя, Лиз, так-то не обессудь.

– А что с Шурой, кстати, он в передрягу какую-то попал, слышала, с ним все в порядке?

– Опять же, твой отец позаботился о его сохранности, образец благодетели, слушай.

– Уверена, у него были на то материальные мотивы, – сложив руки у груди, отвечала Лиза, – финансы там, финансы тут. Папаша всегда говорит – “Быть талантливым ничего не значит, уметь свой талант реализовать на заработке, добавляет тебе веса!”

– Веса это добавило ему сполна. Хи-хи-хи-хи, – кокетливо прикрывшись рукой, рассмеялась Надя, – а чем он не прав?

– Не знаю, – вероятно не оценив шутку подруги, дочь продюсера отвернулась, – неправильно все это, однако. Вот тот же Мирон Валентинович, я не помню его в роскошных автомобилях, не видела зажиточных поместий, но он же заслуживает всего этого, может даже больше, чем падкий на деньги папенька.

– Вот как ты запела, Лиза, – отозвалась Надежда, – у Мирона Валентиновича “справедливость”, у него “честь” и “правда”. На таких принципах ты далеко не взлетишь.

– А чего же плохого в правде?

– Плохо, что вся сила в этой “правде”, Лиза. Тот кто владеет правдой, владеет миром. Они боятся Мирона за то, что он может завладеть нежеланной истинной и лишить уйму людей грязного заработка.

– Оцениваешь ситуацию, вероятно, с внутренней кухни, так ведь?, – шутливо переводила тему подруга, – извини, конечно, за глупый вопрос, но меня приглашали на эту вашу "деловую встречу"?

– Нет, не приглашали, но никого с собой не приводить тоже сказано не было!, – ответила Надежда, – неудобно выйдет, если нужно было приходить одной. А вот и оно – “Взгляд с Экрана”, одно из моих любимых мест!, – она указала на кафе, что занимало, по ощущениям, пол улицы. Огромные крылья заведения распластались по домам, а неоновая вывеска, сверкала как елка в новогоднюю ночь, – заходим.

– Вот и она, перспективная и неотразимая, госпожа Надежда!, – Филипп, своей громоздок фигурой, едва отклеился от стула и навел шороху для других посетителей. В этот вечер продюсер был эпатажнее прежнего, ярко-красный смокинг обтягивал его от шеи к пяткам, пиджак раскрыт, чтобы не душить пузо мужчины. Руки расставлены по карманах, а на запястье, особняком закрепились элитарного вида часы, – ну что ты, Мирослав, давай, поприветствуй даму, – подгоняя коллегу, Бедросович кинулся к кисти Нади, по-джентельменски поцеловав руку, поспешил снять с нее пальто, – ее нельзя, – шепнул на ухо, указывая на Лизу, – категорически, – Голденберг нахмурился, – если не ты, то ее выведет охрана.