Листья травы (Leaves of Grass)

Днем они кричат мне: "Эгой", со

скалы над рекою, качаясь

и щебеча наверху,

Они кличут меня по имени из

цветников, виноградников,

из чащи густых кустов,

Они слетаются ко мне каждый миг,

Целуют мое тело поцелуями,

нежащими, словно бальзам,

И горсти своих сердец бесшумно дают

мне в подарок.

О величавый восход старости!

Здравствуй, несказанная

прелесть дней моего умирания!

Все сущее утверждает не только себя,

но и то, что растет

из него,

И у темного беззвучия смерти есть

тоже свои ростки.

Ночью я открываю мой люк и

смотрю, как далеко разбрызганы

в небе миры,

И все, что я вижу, умноженное на

сколько хотите, есть только

граница новых и новых вселенных.

Дальше и дальше уходят они,

расширяясь, всегда расширяясь,

За грани, за грани, вечно за грани

миров.

У моего солнца есть солнце, и мое

солнце покорно колесит

вкруг него,

А то со своими соратниками

примыкает к высшему кругу,

А за ними еще более великие,

перед которыми величайшие

становятся точками.

Нет ни на миг остановки, и не может

быть остановки,

Если бы я, и вы, и все миры, сколько

есть, и все, что на них

и под ними, снова в эту минуту

свелись к бледной текучей

туманности, это была бы

безделица при нашем долгом

пути,

Мы вернулись бы снова сюда, где мы

стоим сейчас,

И отсюда пошли бы дальше, все

дальше и дальше.

Несколько квадрильонов веков,

несколько октильонов

кубических миль не задержат этой

минуты, не заставят ее

торопиться;

Они - только часть, и все - только

часть.

Как далеко ни смотри, за твоею далью

есть дали.

Считай, сколько хочешь,

неисчислимы года.

Мое рандеву назначено, сомнения нет,

Бог непременно придет и подождет

меня, мы с ним такие

друзья,

Великий товарищ, верный

возлюбленный, о ком я томлюсь

и мечтаю, он будет там

непременно.

<>

46

<>

Я знаю, что лучшее место - мое, и

лучшее время - мое, еще

никто не измерил меня и никогда

не измерит.

Я всегда налегке, в дороге (придите

все и послушайте!),

Мои приметы - дождевой плащ, и

добрая обувь, и палка,

срезанная в лесу,

Друзья не придут ко мне и не

рассядутся в креслах,

Кресел нет у меня, нет ни философии,

ни церкви,

Я никого не веду к обеду, в

библиотеку, на биржу,

Но каждого из вас, мужчин и

женщин, я возвожу на вершину

горы,

Левой рукой я обнимаю ваш стан,

А правой рукой указываю на

окрестные дали и на большую

дорогу.

Ни я, ни кто другой не может пройти

эту дорогу за вас,

Вы должны пройти ее сами.

Она недалеко, она здесь, под рукой,

Может быть, с тех пор как вы

родились, вы уже бывали на ней,

сами не зная о том,

Может быть, она проложена всюду, по

земле, по воде.

Возьмем свои пожитки, сынок, - ты

свои, я свои, - и поспешим

в путь,

В чудесных городах и свободных

странах мы побываем с тобой.

Если ты устал, возложи на меня твою

ношу, обопрись о мое

бедро,

А когда наступит мой черед, ты

отплатишь мне такой же

услугой,

Ибо с той минуты, как мы двинемся в

путь, отдыха не будет

у нас.

Сегодня перед рассветом я взошел на

вершину горы, и увидел

усыпанное звездами небо,

И сказал моей душе: "Когда мы

овладеем всеми этими шарами

вселенной, и всеми их усладами,

и всеми их знаниями,

будет ли с нас довольно?"

И моя душа сказала: "Нет, этого мало

для нас, мы пойдем

мимо - и дальше".

Ты также задаешь мне вопросы, и я

слышу тебя,

Я отвечаю, что не в силах ответить, ты

сам должен ответить

себе.

Присядь на минуту, сынок,

Вот сухари для еды, молоко для

питья,

Но когда ты поспишь, и обновишь

свои силы, и наденешь

лучшие одежды, я поцелую тебя на

прощание и распахну

пред тобою ворота, чтобы ты ушел

от меня.

Слишком долго тебе снились

презренные сны,

Я смываю гной с твоих глаз,

Ты должен приучить свои глаза к

ослепительной яркости

света и каждого мгновенья твоей

жизни.

Слишком долго ты копошился у

берега, робко держась

за доску,

Теперь я хочу, чтобы ты был

бесстрашным пловцом,

Чтобы ты вынырнул в открытом море,

крича и кивая мне,

и со смехом окунулся опять.

<>

47

<>

Я учитель атлетов.

Если твоя грудь после учения станет

шире моей, ты докажешь,

что и моя широка,

И тот докажет, что он усвоил мой

стиль борьбы, кто убьет

своего учителя насмерть.

Мне люб лишь такой мальчуган, что

станет мужчиной

не чужими стараньями, а только

своими делами,

Он предпочтет быть беспутным, лишь

бы не стать благонравным

из страха или стадного чувства,

Свою милую любит он сильно и ест

свое жаркое с аппетитом,

Любовь без взаимности или обида

режет его сильнее, чем

острая сталь,

Отлично он умеет скакать на коне,

драться, стрелять в мишень,

править парусным яликом, петь

песни, играть на банджо,

Бородатые лица, или изрытые оспой,

или с рубцами и шрамами

милее ему, чем лощеные,

И черные от загара лица милее ему,

чем те, что боятся солнца.

Я учу убегать от меня, но кто может

убежать от меня?

Кто бы ты ни был, отныне я не

отступлю от тебя ни на шаг,

Мои слова не перестанут зудеть в

твоих ушах, покуда ты

не уразумеешь их смысла.

Не ради доллара я говорю тебе эти

слова, не для того, чтоб

заполнить время, покуда я жду

парохода.

(Они настолько же твои, как и мои, я

действую в качестве

твоего языка,

У тебя во рту он опутан и связан, а у

меня начинает

освобождаться от пут.)

Клянусь, что под крышею дома я

никогда ничего не скажу

ни о любви, ни о смерти,

И клянусь, я открою себя лишь тому

или той, кто сблизится

со мною на воздухе.

Если вы хотите понять меня, ступайте