Читаем Литература для нервных полностью

Наряду с объективным существует и субъективное восприятие времени, зависящее от происходящих событий, от особенностей эмоционального состояния, от характера героев. В «Недоросле» пятое действие начинается очень рано утром, о чем мы не задумываемся. Но в XVIII веке жизнь строилась по иному расписанию, люди просыпались очень рано и спали меньше, чем сейчас. Объективное время дня (в «Евгении Онегине» это, например, петербургское утро) соотносится с субъективным: утра в понимании подавляющего большинства петербуржцев для Онегина не существует, оно вообще выпадает из жизни, т. е. по утрам он отсыпается после ночи, проведенной в светских увеселениях. Переехав в деревню, герой меняет образ жизни. То же и в «Обломове» И. А. Гончарова: до приезда Штольца, встречи с Ольгой и после разрыва с нею герой в основном пребывает в состоянии полусна-полумечтания, никаких объективных «часов» он «не наблюдает».

Вне зависимости от типа художественного времени оно в произведении прерывисто. Мы можем прочитать: «Прошло три года» – и не узнать ничего больше. Иногда же описания событий, длящихся во внехудожественной реальности ничтожно малый срок, занимают объемные фрагменты текста (такой прием часто применяется Достоевским и Львом Толстым). Противоположные примеры находим у Пушкина. Вот как в «Капитанской дочке» описана последняя встреча Гринева с Пугачевым: главный герой «<…> присутствовал при казни Пугачева, который узнал его в толпе и кивнул ему головою, которая через минуту, мертвая и окровавленная, показана была народу». Время здесь сжато, сгущено, этот фрагмент мы прочитываем за несколько секунд. А вот пример из «Евгения Онегина», когда прочтение и ход событий примерно совпадают, за счет чего читатель становится свидетелем происходящего:

XXIX

Вот пистолеты уж блеснули,Гремит о шомпол молоток.В граненый ствол уходят пули,И щелкнул в первый раз курок.Вот порох струйкой сероватой
На полку сыплется. Зубчатый,Надежно ввинченный кременьВзведен еще. За ближний пеньСтановится Гильо смущенный.Плащи бросают два врага.Зарецкий тридцать два шагаОтмерил с точностью отменной,Друзей развел по крайний след,И каждый взял свой пистолет.

XXX

«Теперь сходитесь».Хладнокровно,Еще не целя, два врагаПоходкой твердой, тихо, ровноЧетыре перешли шага,Четыре смертные ступени.Свой пистолет тогда Евгений,
Не преставая наступать,Стал первый тихо подымать.Вот пять шагов еще ступили,И Ленский, жмуря левый глаз,Стал также целить – но как разОнегин выстрелил… ПробилиЧасы урочные: поэтРоняет молча пистолет,

XXXI

На грудь кладет тихонько рукуИ падает. <…>

Добавим, что все глаголы здесь в настоящем времени.

Художественное время совпадает с реальным в любом диалоге, и это особенность драмы как литературного рода.

По воле автора изменяется временна́я перспектива по сравнению со внехудожественной реальностью: прошедшее мыслится как настоящее, будущее предстает как прошедшее и т. п. Отсутствие хронологической последовательности может составлять сущность композиции литературного произведения и являться основным средством разграничения фабулы и сюжета. Именно так происходит в романе «Герой нашего времени». Но если мы выстроим события жизни Печорина в последовательности, то есть восстановим или реконструируем время его жизни, то увидим, что оно линейно. Нарушения линейности происходит потому, что сюжет совпадает с порядком поступления сведений о Печорине: сначала безымянный офицер узнает о нем от Максим Максимыча, затем видит его сам, после чего в его руки попадает журнал покойного героя, в котором он сам о себе рассказывает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

И все же…
И все же…

Эта книга — посмертный сборник эссе одного из самых острых публицистов современности. Гуманист, атеист и просветитель, Кристофер Хитченс до конца своих дней оставался верен идеалам прогресса и светского цивилизованного общества. Его круг интересов был поистине широк — и в этом можно убедиться, лишь просмотрев содержание книги. Но главным коньком Хитченса всегда была литература: Джордж Оруэлл, Салман Рушди, Ян Флеминг, Михаил Лермонтов — это лишь малая часть имен, чьи жизни и творчество стали предметом его статей и заметок, поражающих своей интеллектуальной утонченностью и неповторимым острым стилем.Книга Кристофера Хитченса «И все же…» обязательно найдет свое место в библиотеке истинного любителя современной интеллектуальной литературы!

Кристофер Хитченс

Публицистика / Литературоведение / Документальное