Литературные теории XIX века и марксизм

Меринг говорил о неокантианцах: "Конечно, и неокантианцы не желают знать никакой "вещи в себе". Они утверждают, что Кант хотел обозначить этим лишь "бесконечную задачу познания. Это не икс какой-то таинственной загадки, а икс бесконечного уравнения, разрешаемого посредством непрестанного дальнейшего исследования" [278]

.

Меринг тут же замечает, что вступил на очень опасную почву: "Если бы мнение Канта было действительно таково, то полемика Энгельса против "вещи в себе" оказалась бы хоть и не ошибочной, но излишней, поскольку она ломилась бы в открытую дверь". Не говоря уже о том, что эти слова находятся в кричащем противоречии с вышеприведенными соображениями Меринга о различии между первым и вторым изданиями "Критики чистого разума", из высказанного здесь отрицания неокантианской интерпретации Канта следовало бы только то, что неокантианцы хоть и неправильно толкуют Канта, но зато философски развивают его мысль в правильном направлении. Меринг действительно так думал. Это совершенно ясно из дальнейшего: "Если Коген и Штаудингер, как мы сказали выше, понимают вещь в себе уже не как икс какой-то таинственной загадки, а как икс бесконечного уравнения, разрешаемого посредством непрестанного дальнейшего исследования, то они переходят от Канта к Энгельсу..."[279]

Меринг совершенно смешивает здесь "правую" критику Канта с "левой" его критикой; будучи субъективно уверен, что он борется против Канта слева, он здесь защищает тех неокантианцев, которые старались исправить непоследовательность Канта в вопросе о вещи в себе справа, в духе более последовательного агностицизма. В том, что это не случайный, единичный промах у Меринга, убеждает нас его историческая оценка Ф. А. Ланге сравнительно с материализмом пятидесятых годов: Меринг хвалит Ланге за то, что он "вернулся обратно или, вернее, пошел вперед к Канту"[280]

.

Это ошибочное отношение к Канту и неокантианству неизбежно влечет за собой ошибочное отношение к теории познания Маха. И здесь позиция Меринга двойственна. Он осмеивает со всем блеском своего публицистического пера махистскую историю философии Пецольда. Но Меринг стремится при этом только спасти исторический метод от путаницы, которую создало бы догматическое перенесение естественно-научных методов в историю. И Меринг слишком легко поддается уверениям Маха и махистов, что речь идет у них только о естественно-научном методе, а не о теории познания. Более того, при столь свойственной Мерингу неприязни к философским "химерам", при его взгляде на Маркса и Энгельса как на мыслителей, которые тоже не интересовались философскими "химерами", вполне естественно, что он конструирует некое согласие между Махом и Марксом.

Значит, опять-таки Меринг борется против махизма, но борется против него с таких философских точек зрения, которые вынуждают его в решающих пунктах капитулировать перед махизмом. И здесь он может удержаться на левых позициях, только идя против течения своих собственных мыслей. Согласие между Махом и Марксом Меринг формулирует в различных статьях так: "Как Дицген, так и Мах защищают гносеологический монизм, стремящийся устранить всякий дуализм физического и психического. Разница лишь в том, что Мах вовсе не хочет быть философом... И постольку Мах превосходно согласуется с Марксом, который отпустил на все четыре стороны всякую философию и усматривал духовный прогресс человечества только в практической работе в области истории и природы"[281].

И в другом месте: "Против "восполнения" в том смысле, что Мах в области физики сделал то же самое, что Маркс в области истории, я ничего не имею возразить; единственно, чего я добивался, это ясно и отчетливо разграничить методы исследования в науке об обществе и в естественных науках, и я со всей энергией подчеркнул, что Мах сам ни разу не допустил в этом отношении ни малейшей погрешности".