Литконкурс Тенета-98

Алешка сидит на табуретке у окна, вглядываясь во что-то на улице. В одних трусиках,

обхватив зябко себя за плечи. Он аж подпрыгнул, когда я ворвался в комнату:

— Я не понял, пацан! Ты почему не в кровати? Первый час ночи? Я не въехал? Тебя

накормили? Сопли вытерли? Подарок пообещали? Спи! Нет — он торчит у окна! Что ты там высма

триваешь, дубина?

— Я Дедушку Мороза жду! Когда он с подарком придет! — тихо бормочет брат и глядит на

меня испуганно.

Вот морда!

— Понимаешь, дитятко, — мой голос стал тихим и ядовитым. Никогда не думал, что

способен на такое. — Дедушки Мороза не су-щест-ву-ет! Нету его! Это сказка для глупых детей

на ночь! А подарок…

Мне понадобилось всего три скачка, что бы принести мамой приготовленный подарок

для Алешки.

— Вот он! Дедушка Мороз его уже принес!!! — Я швырнул кулек брату на колени.

— Какие тебе еще подарки нужны? До каких пор ты будешь верить в сказки? Вот так

всю жизнь и проживешь лопухом, как Я!!!

— Нет! — Алешка пискнул, — Ребята говорили, что если даже подарки от родителей,

то там все равно есть в кучке конфетка или игрушка от Деда Мороза.

Алешка говорил все тише и тише. Потом опустил голову и закапал на пол.

Не понимаю, и с чего я так взвился? Но меня понесло основательно:

— Где? — я схватил кулек, разорвал его и высыпал содержимое на пол.

— Где, я СПРА-ШИ-ВА-Ю?

Конфеты, печенье, набор автомобильчиков, карандаши и какие-то еще мелочи цветным

сверкающим ручейком вывалились на пол и разлетелись во все стороны. Схватив горсть

конфет я орал, тыча ими в лицо брату:

— Показывай! Да не отворачивайся, а показывай «дедморозовскую» конфету. Я ее не

вижу! Я такой тупой, видимо?!

Но Алешка плакал все сильнее и сильнее.

— Вот только нам "концерта по заявкам" не хватало! Все! Спать!

Алешка для семилетки был очень тощим и я его, подняв одной рукой, с размаху бросил

в постель, швырнул сверху одеяло и ушел, громыхнув на прощанье дверью.

Кресло перед телевизором, в которое я хлопнулся, только закряхтело.

Вот верим всякой чухне — любовь там, лямур всякий, дружба! Сказки это все,

развеститая лапша! То, что внутри у нас, никому не нужно — главное фейс и … Ладно.

Хлебнув «Колы», включил до грохота телевизор и постарался вникнуть в кривляние

размалеванных клоунов. Клоуны были хроническими дебилами.

А вот тут… А вот тут мне стало стыдно… Почему то…

Побрел к окну.

В холодных узорах окна угадывалиь прекрасные силуэты. Аленка Аленка…

Я смотрелв окно и ждал. Чего? А кто ж его знает!

Тихо так. Там далеко, в другой жизни, пел, гремел и кривлялся телевизор.

Мне вдруг до боли захотелось, что бы появился Дед Мороз. Вон там, в самом

дальнем конце улицы, сквозь танцующие снежинки, в свете фонарного столба. Он вот сейчас

махнет мне рукой, усмехнется в бороду… И тогда все будет хорошо!

Если ждать и верить, то это всегда случается!

Пойду к Алешке, извинюсь, что ль, а то наглупил я что-то.

Нам есть ЧТО ждать.

И дождемся! Будьте уверены! Правда-правда…

— --------------

1998, Орск

Орск, 10.5.98

— --Женщина, которая поет-------

— -сказка о Малиновом Кролике-----

— Бабуля! А ты сказку про Кролика Малинового перед сном расскажешь?

— Да я же тебе эту сказку много раз уж рассказывала! Давай лучше…

— Не-е-е! Лучше про Кролика — я очень его лублю!

— Ну хорошо, Светулек! Расскажу я тебе эту сказку. Давай беги играй,

а меня еще вон какая гора посуды ждет!..

1.

Воскресные теплые вечера Мария Ивановна Сереброва любила проводить на кладбище

у могилки своего мужа. При надобности, сначала выдергивала мелкую травку, бурную

и нежно-зеленую, вокруг памятника. Потом садилась на скамеечку у оградки

и, теребя какой-нибудь цветок-лепесток, тихо мурлыкала незатейливую

печальную мелодию.

Мария Ивановна пела, а мысли ее летали неизвестно где. В мелодию

вплетался шелест ветра среди старых ветвей деревьев, да чириканье птиц. В мелодию

вплетались и воспоминания…

С самого, наверное, рождения Мария Ивановна, тогда еще просто Маша, мечтала петь.

Нескладно сложенная, озорная девчонка-пацанка часто в ванной комнате пела во все горло.

Можно даже сказать, вопила от счастья — непонятного детского счастья.

Но однажды дверь в ванную тихо открылась и на пороге, сложив руки на плоской груди,

возникла мама. Ее черное платье на фоне белого кафеля четко врезалось в память Маши. Мама,

почти не разжимая ниточку тонких губ, произнесла:

— Мария! Перестаньте терзать мои уши!

И так же тихо исчезла, притворив за собой дверь.

С того момента Маша никогда не пела. А почему — и сама не могла объяснить.

Нет, она конечно пела в школьном, например, хоре, но что бы сама — никогда.

Даже прожив многие годы, вырастив сына, похоронив мужа, она позваляла себе только

тихо мурлыкать под нос — кому ее пение нужно?

Оказалось, что нужно…

2.

По утрам в будни Ася, невестка Марии Ивановны, подхватив сонную дочку Светочку,

улетала на работу. Сын все время был в загранплаваниях и дома оставалась одна бабушка

глава семьи. Она тихо убирала квартиру, готовила обед, надевала праздничное платье и шла…

… в кладовку.

Неяркий свет вспыхивал на мнгновение, брызнув по половицам коридора, и гас.

Квартира погружалась в дневную дремоту.