Литконкурс Тенета-98

— Ну не вы так кто-то другой делал. Я хочу анализ крови.

— Общий анализ не показал наличие в крови каких-либо реагентов. А если хочешь попробовать сам. Возьми в сейфе, там остались контрольные образцы.

— Заранее благодарен. А что у вас новенького?

— 12 часов без неожиданностей. Еще на обезболивании, но гораздо спокойнее.

— А что тогда такие озадаченные лица?

— Вторая линия на кардиограмме.

— Эхо?

— Нет.

— А что?

— Не знаем.

Так ни до чего не договорившись, мы разошлись. Я занялся своими текущими делами, которые успели накопиться за последнее время. Сторн пошел в лабораторию колдовать с кровью. Мари осталась на своем месте.

На вечерней сходке Сторн сообщил, что ничего, что можно было бы считать обезболивающим реагентом, обнаружить ему не удалось. Мари запаздывала. Вошла запыхавшаяся и озадаченная.

— А у меня новости. Я, кажется, нашла источник второго сердцебиения.

— ???

— Она просто беременна. У меня на руках анализы подтверждающие это.

— Ты, что издеваешься? Когда мы ее оперировали беременности не было.

— Значит, она появилась потом.

— Когда потом?

— Вчера, при последнем приступе. Я понимаю, что это звучит глупо, но анализы подтверждают это.

— И что, сразу восьминедельная? Это, конечно, не моя специализация, но насколько я помню, сердцебиение плода прослушивается не ранее 7–8 недель.

— Можно подумать, что все остальное у этой девушки идет обычным путем?

Мы сердито уставились друг на друга. Да уж, сюрпризов нам эта пациентка доставила не мало. Придется отнести это еще к одной ее загадке и отложить ее решение.

— Мари, прости, я погорячился. Просто устаешь чувствовать себя ничего не понимающим в области, в которой ты считал себя достаточно неплохим специалистом.

— Я тоже погорячилась.

— Я буду у себя, вызывай если что …

В дверях, почувствовав взгляд, я оглянулся, но вместо синих глаз Мари на меня смотрели незнакомые серые глаза. Они смотрели с таким удивлением, как будто я был самым невероятным из того, что им когда-либо приходилось видеть. Это была наша неизвестная.

Разговорчивой я ее бы не назвал, но, по крайней мере, мы теперь знали, как ее зовут. Правда, только имя — Олле, но это лучше чем неизвестная пациентка. Она шла на поправку достаточно быстро, и уже через неделю ее перевели в реабилитационный блок, и разрешили принимать посетителей. Не думаю, что это были родственники, скорее уж сослуживцы. Они были все, как на одно лицо — крепкие, рослые, незаметные и неразговорчивые. Узнать что-либо о том, что с ней случилось, не удалось. Про беременность мы решили ей пока не сообщать. Сделанное УЗИ беременности не подтвердило, анализы стали обычными, а второе сердцебиение … кардиограммы продолжали рисовать две четкие линии, но второй источник не был стационарным. Если бы я не был врачом, я бы сказал, что второй источник сердцебиения свободно гуляет по всему ее телу. Олле это не мешало, вернее она его даже не ощущала.

В реабилитационном блоке все шло на редкость удачно. Ее еще беспокоили приступы, но они повторялись со строгой периодичностью раз в две недели и не были такими сильными как в реанимации. Так продолжалось два месяца.

В полдень Олле вызвала врача, почувствовав себя плохо. Мари тут же передала вызов мне, сказав, что похоже на наступление приступа. Я пришел, когда приступ уже начался. Сторн вошел сразу за мной. Олле уже потеряла сознание. Она становилась все бледнее. Пульс начал скакать. В ожидании бурной части приступа мы сделали крепеж и приготовили кислород. Сторн совершал свои обычные манипуляции, пытаясь вернуть ей сознание. Я вдруг заметил, что хуже вижу ее лицо. Моргнул, решив, что что-то с глазами, но ощущение не пропадало. Казалось, что все ее тело покрылось какой-то дымкой, которая становилась более заметной, чем вначале. Я поднял глаза на Мари. Нет, ее я видел хорошо.

— Мне кажется или ты тоже видишь эту дымку?

Смайл повернул к нам лицо

— Хорошо, что ты спросил, а то я уж подумал, что у меня что-то с глазами.

Дыхание Олле становилось все более прерывистым.

— Что это? Не понимаю! Но это очень мешает ей дышать.

Я протянул руку, пытаясь отодвинуть дымку от лица Олле и, не успев, ничего понять, тут же отключился. Боль в обоженных ладонях вернула меня в сознание. Мари приводила в чувство меня, Сторн пытался отодвинуть дымку при помощи перчаток. Дымка стала насыщеннее, с каким-то слегка голубоватым отливом.

— Что это было?

— Тог, я не физик, это какое-то поле, скорее всего электрическое.

— Электрическое?

— Не знаю. Очень похоже.

— И что делать?

— Я хочу попробовать электрический разряд. У нее сердце выдержит?

— Было в порядке. Мари, а сейчас как?

— Сейчас не прослушивается совсем. Дыхания нет.

— Давайте попробуем.

Сторн подключил электроды.

— Разряд.

— Есть разряд.

Мари включила ток. Дымка тут же исчезла. Раздался крик. Он шел со всех сторон, казалось, что лопнут перепонки. Тут же пришла боль. Казалось, что каждая клеточка тела разрывается на части. Мари упала, Сторн стал медленно оседать на пол. По телу Олле прошла судорога. Уже теряя сознание, я увидел, что электроды слетели и она вздохнула.