— Проклятье! — кричала Дина. — Ты — безмозглый идиот! Да, кто дал тебе право делать из людей марионеток? Я, счастливейшая из женщин, мать двоих детей бросаю все это только потому, что какойто маньяк захотел удовлетворить свое самолюбие. Да тебя нужно изолировать от общества! Ты — опасен! — Пирс уже стоял на лестнице и видел, как взъерошенная Дина, уперев руки в боки, стоит над поникшим Охо, глядя ему прямо в глаза. — Тебе надо лечиться! выдохнула она, но тут, заметив Пирса, снова вспыхнула: — А-а, Джонатан! Дружок молчаливый, разглагольствующий обо всем, что угодно, кроме правды. Дерьмо! Дерь-мо!
Пирс, не желавший пока выдавать своей роли в произошедшем, сделал недоуменное лицо:
— Наверное, я чего-то не знаю. Что произошло?
— Ах, он не знает. А кто же тогда еще может знать о том, что этот тип, — женщина жестко указала на Охо, — изобрел прибор, подчиняющий себе все и вся, и выполняющий любые желания своего хозяина? Или ты тоже зомби, какой и я была до вчерашнего вечера?
— Я? Зомби? Не знаю, — лицо Пирса выразило недоумение, — не замечал, хотя вряд ли можно заметить, когда становишься зомби.
— Опять философствуешь. Ладно! Я убираюсь отсюда сию же секунду. Идите вы к черту со своими философиями и изобретениями! Дина схватила уже собранный чемодан и выскочила из комнаты, хлопнув напоследок дверью. Через минуту в гараже взревел мотор, и визг шин возвестил, что Дина покинула Охо окончательно.
Когда шум автомобиля затих, Охо, выругавшись, что Пирс истолковал, как реакцию на невыполнение пирамидой приказа по возвращению Дины, схватил трубку телефона и набрал номер местной полиции:
— Логарт, говорит Охо…. Что? Ах, да, да, доброе утро. Я хочу, чтобы вы задержали мою жену на пару суток…. Что? Какое еще основание? Я так хочу…. Я, да мне…. Ладно, я сейчас позвоню вашему руководству и сообщу, что вы не защищаете интересов собственника, на территории которого служите…. Что…? Как не моя территория? Это даже смешно. Может, вы не знакомы с дарственной от семнадцатого мая прошлого года?… Нет?… Тогда вы полный идиот и уже уволены. — Охо нажал на рычаги телефона, секунду сидел, задумавшись, затем снова набрал какой-то номер:
— Алло! Хенинкс, доброе утро…. Да. Это я, Охо… Ни черта не понимаю. Что значит: чем могу служить? Да, ты просто служишь мне, и все…. Нет?… Кому?… Макфинли?… Черт! Да он же подарил всю эту долину мне…. Как ничего не известно об этом? Ты что: смеешься надо мной?… Ладно! Я все понял. Вы еще попляшете у меня! — Охо бросил трубку. — Это черт знает что такое!
— Что случилось, Охо? — Пирс был сама невинность.
— Я ничего не понимаю. Мой прибор не действует. Но самое удивительное, что все прежние действия отменены, а этого просто не может быть. Если,… если — он вдруг остановил свой взгляд на Пирсе. — Так вот где собака зарыта. Это ведь все твои штучки, да?
— Какие штучки, Охо? О чем ты говоришь?
— Да, да. Опять твой приезд. Но как? Как? — Охо перестал обращать внимание на Пирса, быстрыми шагами измеряя гостиную.
— Допустим, ты задействовал свой прибор, но мой-то работал и невозможно было, не подчинив его, блокировать заложенную в нем информацию. Возникла бы война между приборами, но ее нет. Почему? Почему? — Он снова кинулся к гостю: — что ты сделал? Объясни мне!
Пирс, однако, не собирался сдаваться:
— Я не понимаю тебя. Ты, очевидно, действительно съехал с катушек. Я даже не знаю, о каком приборе ты говоришь.
— Не морочь мне голову, Пирс. Иначе, … иначе я убью тебя.
Охо сделал несколько быстрых шагов к секретеру, стоявшему в углу комнаты и достал пистолет.
— Ты что, совсем рехнулся? — начал привставать Джонатан, не ожидавший такого развития событий.
— Сидеть! — завопил Охо. — Сидеть, сукин ты кот!
Пирсу очень захотелось, чтобы пистолет в руке хозяина дома превратился в … кусок хлеба, например. Охо ошеломленно смотрел на то, что появилось в его руке, а потом начал безумно хохотать, отбросив хлеб куда-то в угол.
— Ты убил меня! Ты убил меня! Все, все, что у меня было — ты отнял все!
— Может быть и так. — Пирсу, продемонстрировавшему свои карты, больше не стоило запираться, — но только все, о чем ты говоришь, было не твоим. Ты присвоил себе и Дину, и долину, и пытался тоже сделать со мной.
Раскачиваясь в истерике, Охо причитал:
— Убил, убил! — Но вдруг его взгляд стал более осмысленным, — но как, как тебе это удалось?
— Это было сложно, но ты не забыл, конечно, что приказал своему прибору лишить меня души.
— Ну?!
— Я выиграл эту битву, что дало мне возможность контролировать, как «Демиург-1», так и твой прибор, поскольку моя воля оказалась сильнее твоих эмоций и интеллекта, выражаемых прибором. Однако, я предпочел разрушить все разом. Поэтому и не вмешивался в твои дела до сегодняшнего дня.
— Гнусный мерзавец! Лжец! Лицемер! Я… Я… — Охо кинулся в сторону лаборатории. С грохотом открыв дверь, он пришибленно уставился на стол, по которому растекалась лужица жидкого металла. Бывший ученый с лицом идиота медленно осел на пол и забился в конвульсиях.