Литконкурс Тенета-98

— Можно запускать программу "на конвейер"? — закончил за него Сергей. — Закладывать в «инкубатор» эйнштейнов?

— Вот именно, — сказал Василий.

— Сомневаюсь, — покачал головой Сергей. — Правительство вряд ли на это пойдет. Эксперимент провалился, и больше денег на программу никто не даст.

— Как это провалился? А "буря мглою…"?

— Одно стихотворение — еще не доказательство. В конце концов, он мог случайно прочесть его где-то в другой книге. Или няня по глупости процитировала его — обрывками, в разных разговорах, но все же… А потом он лишь соединил эти обрывочные сведения воедино — скорее подсознательно, чем сознательно — и выдал его за свое творение. Совпадение, конечно, поразительное, но пока это лишь совпадение…

— Но ведь эксперимент еще не закончен…

— Как это? — Сергей удивленно посмотрел на Василия.

— Изменились лишь внешние условия, но так даже интереснее… И дешевле… — Василий усмехнулся. — Знание об опасности еще не гарантирует избавления от нее. Да, он теперь знает, кто он такой, но сможет ли "уйти от судьбы" — это еще вопрос…

— Что Вы хотите этим сказать?

— То, что уже сказал — это Пушкин Александр Сергеевич, и никто иной. И мы это докажем!

— Каким образом?

— Он будет писать стихи Александра Сергеевича…

— Но ведь он их уже видел! Это не будет доказательством!

— Он видел только «избранное» — это не больше десятой части. А запомнил и того меньше. Ничего не стоит не показывать ему остальных девять десятых. Будем подсовывать Лермонтова под видом Пушкина — пусть читает! Он даже эту книгу оставил здесь — ничего не стоит ее подменить. Выясним, что именно он запомнил, а остальное перепишем…

— Опять лгать?! — Сергей смотрел на Василия широко открытыми глазами.

— Мы лгали все эти девять лет, — невозмутимо парировал тот. — Если нужно, будем лгать еще столько же…

— Кому нужно?!

— Нам нужно! Нам! Делу! Человечеству! — неожиданно закричал Василий. — И прекратите Вашу демагогию и глупые вопросы! Мы перед этим щенком не для того девять лет выкаблучивались, чтобы он потом по крышам лазил и хвосты котам крутил!..

Сергей некоторое время молча смотрел на полковника, потом отвернулся к окну и спокойно сказал:

— Мне неприятен Ваш образ мыслей, но спорить я не стану. У Вас все равно ничего не выйдет — он ушел. Совсем ушел… — он показал на записку на столе.

— Никуда он не денется — поймаем и поставим на место, — усмехнулся полковник. — Не писать стихов совсем он не сможет, это Поэт от рождения. А как только начнет сочинять — получится "я помню чудное мгновенье…"

— Может, он будет писать прозой?

— Отлично. У Пушкина полно прозы, пусть пишет! — Василий расхохотался. — Даже если порисовать захочет — все равно получатся рисунки Александра Сергеича…

Сергей посмотрел на полковника с каким-то странным выражением лица — смесь ненависти и брезгливости — и опять отвернулся к окну.

— Саша ушел совсем, — упрямо повторил он.

— Чепуха, — качнул головой полковник, — он ушел всего пару часов назад и не мог уйти далеко, это же совсем ребенок. Я уже поднял своих людей, через полчаса он будет дома…

— Да я вовсе не об этом, — усмехнулся Сергей, — он ушел _совсем_! Вышел из-под контроля, понимаете? Вылез в окно, хотя его всю жизнь учили ходить в дверь… И загнать его обратно на прокрустово ложе Вам не удастся, как ни старайтесь — именно потому, что он гений!.. — он помолчал, торжествующе поглядывая на Василия, потом вдруг широко улыбнулся и добавил:

— Черт возьми, я восхищен этим парнишкой! В девять лет сбежать из дому, а! Каково?!

Полковник неожиданно разозлился.

— Пошел ты к черту! — процедил он сквозь зубы и вышел из комнаты. Из-за полуоткрытой двери послышался его приглушенный голос:

— Третий, третий, я первый! Доложите обстановку!..

*Данила Гамлет,

Москва, февраль

март 1999 года.*

Александр Хаустов

Рассказ о "Свободном Человеке"

Обстановка в комнате удивительным образом напоминала бутафорию для съемок сентиментального фильма. Светло-зеленые стены со встроенными шкафами, широкая двуспальная кровать на мозаичном полу, резной, красного дерева стул, увешанный пестрой одеждой и безвкусная бронзовая статуэтка какого-то древнего божества, одиноко стоящая в углу. Неплотно задернутые темно-коричневые шторы, скрывали низко плывущие грозовые облака.

Человек, лежащий на кровати, с наголо обритой головой, широко посаженными голубовато-серыми глазами, прямым носом и квадратным раздвоенным подбородком напоминал киногероя. Он не так давно проснулся и его, подернутые сонной поволокой глаза, отрешенно смотрели в потолок.