Литконкурс Тенета-98

Доб подскочил первым, ударом ноги отбросил ползущего к стене. Охранник хрипло вздохнул, сжался, прикрывая ребра, но рука его все еще продолжала тянуться к кнопке экстренного вызова под днищем стола. Наклонившись, Доб резко дернул его назад, на себя, оттащил назад по гладкому линолеуму, вжал в стену с такой силой, что голова глухо стукнула о бетон и тут Рыжий, не разбирая уже ничего, запрыгнул прямо на раскрытую пятерню на полу, каблуком расплющив хрустнувшие пальцы. Будто со стороны, даже с некоторым удивлением, слышал он вопль человека на полу, наблюдал, как носок его ботинка устремляется к опавшей на пол голове, прямо туда, где отбегают ото лба пряди волос, как от его удара голова снова бьет о стену и изо рта вязкой разлапистой струйкой летит кровавая слюна.

— Хватит! — заорал Доб. — Хватит, Рыжий!

— Певун… — бессмысленно шептал Рыжий. — Птичка!

— Хватит! — Доб обхватил его сзади, легко оттащил в сторону, к проему двери.

— Заложить, заложить хотел! — Рыжий брыкнул ногами, ринулся снова вперед, но и тут Доб сдержал его, сильным толчком отбросив назад.

— Что с тобой, Рыжий, ей, старик, очнись, что с тобой!?

Тяжело дыша, Рыжий смотрел, набычившись, перед собой. Вдруг резко схватился за виски, растер их так, что складки кожи забегали вокруг кулаков. Потом отнял руки от бледного, в мелких каплях пота, лица.

— Голова, голова болит, Доб…

Он вздохнул, пытаясь перевести дыхание, сглотнул слюну.

— Затрахало все. Расклеился. Не сдержался.

— Надо уходить — сказал Доб. — Где там Зубик?

Он выскочил в зал. Рыжий прошел за ним. Затем, у самого выхода, оглянулся. Охранник лежал неподвижно, крови теперь натекла целая лужица, она добралась до запрокинутой руки и впитывалась в белую ткань рубашки, расцвечивая крестики волокон. Секунду Рыжий молча смотрел, потом достал из кармана брюк носовой платок, накинул на ручку двери и, выйдя, захлопнул ее за собой…

Дана стояла посреди зала.

" А она будет похлеще меня, когда подрастет", внезапно подумал он, " похлеще меня".

Из кабинета вышел Зубик, а за ним Доб, с двумя увесистыми полиэтиленовыми пакетами, забитыми до отказа газетными свертками.

— Я слышал шум — радостно сообщил Зубик. — Но в это самое время дверка приоткрылась и мы не в силах были расстаться…Что-нибудь серьезное?

— Ерунда — сказал Рыжий и подмигнул Добу. — Уходим по быстрому.

Андрей Щупов

Два рассказа

ГОРОСКОП

За окном утренняя морось — нечто среднее между снегом и детскими плевочками. Будильник показывает десять, однако вставать нет желания, а что есть — непонятно. Утро принадлежит воскресенью, но это неправда. На самом деле все сегодня принадлежит тучам, серой хмари и ртутному столбику, застывшему чуть ниже нулевой отметки. Зима откровенно не уральская. Все соответствует самым грустным прогнозам экологов: температурные катаклизмы, парниковый эффект, начало конца. Скоро отправится ко дну бедная Венеция, за ней — наш любимый Питербург, участь второй большой Атлантиды постигнет Нидерланды. Но хуже всего, что я один в четырех стенах — все равно как смертник в душной камере, как забытый матрос в утонувшей подлодке. Я не думаю о глобальном, я думаю только о себе. Тому есть причина. Даже самые расчудесные выходные не в радость, когда от вас уходят любимые жены. А моя ушла. Собрала сумку, погрозила изящным кулачком и ушла. Такой и запомнилась: глаза — зеленый дымчатый виноград, щеки — яблочно пунцовые, кулачок — крепкий, осуждающий… И была-то она у меня одна-единственная, и ту не удержал. Был бы мусульманином, может, и не переживал бы так, а тут грустно почему-то, тоскливо. И прямо с утра голова начинает медленно закипать.

Сам виноват, — думаю я и, глотая таблетку цитрамона, переваливаюсь на другой бок. Чтобы запить лекарство, надо встать и сходить на кухню, но вставать лень, и я закусываю цитрамон телевизором. Выступает кто-то из депутатов. Все знакомо до слез, до икоты. Таблетка встает поперек горла, я икаю и таращусь на телеэкран.