Лицедеи Гора

— Да Ты опусти факел, — предложил я. — Посмотри поближе.

Две женщины всхлипывая, смотрели вверх, моргая от ослепившего их света. Присевший на корточки Бутс, медленно водил факелом над их телами. Одна из них была в длинном белом платье без рукавов. И это было все, что было на ней надето, причем это платье было еще и очень тонким. Сомневаюсь, что это было то, что она сама хотела бы носить. Нет, это совершенно очевидно выбрали за нее. Не трудно было угадать какая красота во всей ее восхитительной целостности и изобилии, скрывалась под этой тканью. Другая была не менее захватывающе соблазнительной, и о красоте ее, можно было говорить, не боясь ошибиться. Эта была полностью раздета. И обе были абсолютно беспомощны, потому как их крепко связали по рукам и ногам.

— Хм, симпатичные, — заметил Бутс.

— Точно, — признал Чино.

— Ага, — поддержал Лекчио.

Петруччо и Паблиус Андроникус не замедлили выразить свое согласие с мнением коллег. Неприветливого игрока с нами не было. Полностью избавившись от веревок, он поторопился вернуть свою чашу, которая оказалась столь интересной для разбойников. Казалось, что он не хотел, чтобы другие увидели ее, или поняли его значение. Подняв чашу, игрок скрылся в фургоне, и казалось, предпочел остаться там, по крайней мере, на какое-то время. Во всяком случае, с нами он не пошел. Мне даже показалось, что он был не особенно благодарен за то, что было сделано для него. Возможно, он был слишком гордым мужчиной, и сама мысль, что он мог бы быть должным кому-либо другому, вызывала у него отчаянное негодование. А может быть и так, особенно учитывая его ненависть и бесчестие, с которыми он жил, что этот мужчина счел жестокость ножа разбойника лишь избавлением, и не мог не приветствовать этого.

Я посмотрел на женщину в длинном тонком белом платье.

— Были ли Вы заклеймены? — поинтересовался я у нее.

— Нет! — напряженно ответила она. — Я свободна!

Это показалось мне, вполне вероятным, поскольку ей все же позволили надеть это платье, по крайней мере, на какое-то время, дабы защитить ее скромность.

— Надеюсь, Вы понимаете, — сказал я, — что мы должны удостовериться в данном вопросе.

— Конечно, — кивнула она.

По результатам исследования мы могли сделать важное заключение о том, как к ней относиться, и что само собой разумеется, чего она могла ожидать от нас. Одно дело относиться к ней как к свободной женщине, и совсем другое, как к рабыне.

Я повернул ее на правый бок и закатал платье, потом на всякий перевернул и осмотрел с другой стороны. Это я проверил самые распространенные места, на которые принято ставить клейма женщине на Горе. Самое типичное место клейма — вверху на левом бедре, достаточно высоко, лишь чуть ниже ягодицы, чтобы быть прикрытым даже короткой рабской туникой. Таким образом, довольно трудно сказать какое именно клеймо носит та или иная девушка. Как мне кажется, это добавляет некий элемент таинственности к образу невольницы.

Впрочем, в большинстве случаев, эта таинственность лишь временное явление, и зачастую она вызывает у Вас интерес и желание задрать ей подол, и удовлетворить свое любопытство. Иногда некоторые отчаянные спорщики даже заключают пари по этому поводу. В подобных спорах, конечно, чаще всего выигрывает тот, кто ставит ставку на изящный курсивный Кеф. Это — наиболее распространенное на Горе клеймо Кейджеры. «Кеф» — это первая буква в слове «Кейджера», именно это слово в гореанском языке чаще всего используется для обозначения рабыни. А само клеймо, за его внешний вид, иногда образно называют «Жезл и ветви». Кроме того, конечно, в этом названии присутствует намек на красоту и неволю. Если присмотреться, действительно похоже, беспомощная красота под абсолютно бескомпромиссной дисциплиной. Не поленился я проверить и менее распространенные места клеймения, такие как: слева внизу живота, на внутренней поверхности левого предплечья и на подъеме левой стопы. Если вдруг такая метка на девушке оказалась бы в тех местах, было бы не разумно пропустить ее. Не хотелось бы попасть впросак, обращаясь с женщиной, как если бы она была свободна, а затем обнаружить, что все это время юридически это была рабыня! Еще хуже и рискованней был бы такой обман для самой женщины! Вот уж действительно, на чьем месте мне не хотелось бы оказаться, так это на месте женщины, которая могла бы быть уличена в таком обмане.

— Кажется ее тело свободно от клейм, — объявил я. — Очевидно, она свободна.

— Да, — сказала она. — Да!