Лицо другого человека. Из дневников и переписки

«Сущность» вещей знает тот, кто предвидит их будущее. Тут надо помнить лишь одно, что, во-первых, степень предвидения бывает различная просто уже по масштабу того интервала истории, который имеется в виду; во-вторых, окончательная сущность вещей видна, очевидно, лишь тому, кто умеет видеть их последнее, – то, «во что они смотрят». Если ловкий торговец сумел предвидеть вещи и события настолько, что в одно лето успел нажить на них миллион, и если ловкий стратег сумел так расчитать имеющиеся у него силы и фактические условия позиции, что остался победителем, то это еще не значит, конечно, будто эти люди – мудрецы мироздания. Победителей судят дела.

«Барин» это то, к чему наш народ и, в особенности, староверы приобвыкли относиться без критики. «Господишки» – те, которым людские законы не писаны. Вообще говоря, это более или менее прохвост, славно устраивающийся в обстановке, в которой тепло и не дует; притом субъект, склонный быть довольным собою и указывать именно на себя, как на пример, достойный подражания, причем указывает, что для его быта Христос и Евангелие были совсем не нужны, так что если и всякий другой сумеет войти в его быт, для него также не потребуется, конечно, ни Христа, ни Евангелия, и в сущности вообще не возникает вопроса об истине за исключением самых упрощенных сведений по гигиене, по умению держать себя в «порядочном обществе» кавалеров и дам и по «ограничивающим факторам» непредвиденного происхождения в понимании, например, уголовного кодекса.

Нам надо участие в истине. Это должно быть не просто участие в учении о бытии, но участие в самом бытии, что несравненно ведь труднее. Я сделал доклад на научном конгрессе. Он был воспринят очень широко и его долго потом изучали и перечитывали. Это значило, что то, что там было сказано, оказалось признано, как наука, т. е. как учение о бытии, как истина о бытии. Но никто, кроме меня, не знал, какого фактического боления и потрясения стоило мне порождение этого доклада. Это было мучительное боление в течение почти суток, достигавшее наибольшего напряжения в вечер и в ночь перед докладом. Потом сама поездка на доклад, точно на казнь, в оцепенении и оглушении…

Вот это было участие уже не в учении о бытии, а в бытии самом, – участие в истине не просто как в учении ‹…›, но как в бытии дней и труждающейся человеческой личности в них.

Европейская наука пытается превратить истину в «учение». ‹…› За этим кроется интимное скрытое убеждение, что в мире, собственно, все в принципе благополучно, копий ломать не из-за чего, все дано на удовольствие и надо уметь все обратить себе на удовольствие. Презрения заслуживают те, кто не сумел обратить все себе на удовольствие. Если люди несчастны, не сумели быть счастливыми, тем хуже для них! Наука и есть рецептура для всевозможных комбинаций и случаев, как можно во всяком случае сделать себя счастливым. Вот сама пошлость!

Рецепция прогрессирует, – углубляется и расширяется. Это значит, что открывается возможность отмечать и воспринимать такие новые предметы в своей среде, которые оставались вполне вне наблюдения и рецепции в прошлом. Нужна предварительная подготовка, чтобы воспринять берега Америки именно как берега Нового Света, а не просто случайные лесистые берега, повстречавшиеся на море! Теперь очевидно, что открывается возможность утверждать, что уже сейчас есть множество предметов и законов Бытия, которые мы пока не способны уловить и рецепировать! Совершенно неправомерно утверждение, что больше нет вещей и предметов, чем те, что мы знаем сейчас! Не вполне правомерно и такое утверждение, будто более нет вещей и предметов, чем те, что существуют сейчас! Не только более чем вероятно, что есть множество законов и предметов мира, которые станут доступны лишь будущей науке, но надо допустить, что будут иметь возможность новообразоваться новые события, порядки событий и законы, которых мы не только не способны еще отразить, но которых еще и нет! Надо понять, что утверждение, будто ничего принципиально нового в восприятии и в бытии быть не может, вполне идеалистично. О нем не должно быть речи, если в самом деле бытие определяет сознание!